Наше счастливое время

– А еще больше я не люблю тех, кто считает, что не существует никаких моральных ограничений. Тех, кто думает, что все в мире относительно, и что хорошо, то хорошо, и другие – это другие, а я – это я. Конечно, некоторые вещи действительно условны, но ни в коем случае нельзя забывать: человеческая жизнь священна, ее нужно ценить, иначе нас всех ждет гибель. И что бы там ни говорили, смерть – всегда плохо. В каждом живом организме на генетическом уровне заложен инстинкт самосохранения, и, когда кто-то говорит «я хочу умереть», это значит «я не хочу жить как сейчас», другими словами, «я хочу жить хорошо»… Вот и выходит, что вместо «хочу умереть» нам следует говорить «хочу жить достойно»! Нельзя говорить о смерти, потому что в самом слове «жизнь» заложен приказ «Оставайся живым!»…

«Приказ оставаться живым? Чей приказ? Кто он? Кто он такой, черт побери, чтобы отдавать приказы?!» – хотела я возмутиться, но промолчала.

– Иногда, когда думаю о тебе, у меня возникает подозрение (хотя я могу и ошибаться), что ты всего лишь прикидываешься стервой. И меня это тревожит, душа за тебя болит… Творить добро – это совсем не глупо. Жалеть кого-то – это не проявлять слабость… Плакать из-за других, болеть душой из-за того, что поступил неправильно, пусть даже это всего лишь эмоции или что-то подобное, – это замечательно и прекрасно! Нечего бояться и стесняться проявлять свои чувства, отдаваясь кому-то всей душой и испытывая при этом боль… Тем, кто живет всем сердцем, приходится гораздо труднее, у них больше шансов обжечься, но вместе с тем они быстрее справляются со своими трудностями.

У меня чуть не вырвалось: «Да знаю я это, знаю…» Так заявляла я психиатрам, предлагавшим мне полечиться. «Конечно, Юджон! Ты хорошо осведомлена. Я вижу, ты проштудировала кучу литературы по психологии. Однако видишь ли, Юджон! Просто знать – без толку… Иногда знать – даже хуже, чем быть в неведении. Осознание, вот что действительно важно! И разница между знанием и осознанием заключается в следующем: для того чтобы осознать, нужно пройти через боль», – так убеждал меня дядя. Я тогда ответила, что устала страдать. После чего, должно быть, расхохоталась ему в лицо…

Весь остаток пути до больницы мы не проронили ни слова. В приемной мы столкнулись с мальчишкой лет десяти и женщиной, которая, видимо, приходилась ему матерью.

Когда мы заходили, женщина, явно намеревавшаяся дать ребенку подзатыльник, чтобы приструнить его, страшно обрадовалась, увидев тетю, и подбежала к нам. Разглядев подростка, я вздрогнула. Трудно описать это ощущение. А когда еще внимательнее осмотрела эту пару, у меня по спине пробежали мурашки. Уже позднее, проанализировав ситуацию, я поняла, что именно тогда меня поразило… Бесцельно блуждавшие глаза матери и расцарапанные руки и лицо ребенка. Хотя не совсем. Взвинченное состояние ребенка, который не мог усидеть на месте: он будто бы не знал, куда приткнуться, и даже не понимал, о чем думает, где он, а самое главное, кто он и сколько ему лет. Именно это зацепило меня, хотя тогда я еще не догадывалась, что с ним не так. Ручонки ребенка, торчавшие из рукавов куртки, были все в шрамах и царапинах. Он пинал стул в приемной.

– Не знаю, зачем нужно было приводить сюда моего сына, но в полиции сказали, что это обязательно требуется, вот мы и здесь… Ой! Сестра, что это с вашей головой? – спросила у тети Моники женщина с химической завивкой на коротко остриженной голове, жуя жвачку. А затем, приглядевшись к «тюрбану», ни с того ни с сего расхохоталась. Казалось, что она безумна. Тетя ответила лаконично, не обратив внимания на ее беспардонное любопытство:

– Необходимо провести небольшой осмотр, это не займет много времени. А пока присядьте здесь. Он хорошо спит в последнее время?

– Нет. Всю ночь кричит, а иногда вообще не может заснуть. Говорит, часто во сне к нему приходит та девочка и спрашивает: «Ты же убил меня?»…

Пристально взглянув на ребенка, тетя тяжело вздохнула. Мальчишка уже не пинал стул, теперь он решил встать на голову. Вскоре медсестра пригласила его в кабинет. Тетя проводила мальчишку, а я осталась в приемной. Незнакомые мне медсестры кивками приветствовали меня, пробегая мимо. И хотя улыбались они радушно, настроение внезапно испортилось. Сразу захотелось узнать, что именно они думают. Скорее всего, они покопались в моей карточке и знают обо мне абсолютно всё. «Если удалось остаться в живых после трех попыток самоубийства, это больше напоминает спектакль…» – я вспомнила, как прошептала, меняя мне капельницу и думая, что я сплю, одна медсестра другой. Это было в последний раз, когда я лежала здесь. Во всяком случае, я почему-то была убеждена, что именно так она и сказала.

По мнению тети, даже негодяи не думают только о плохом. Возможно, медсестры тоже не всегда такого мнения о моих поступках, и тем не менее мне хотелось поскорее сбежать оттуда.

– А вы зачем пришли? На консультацию? – спросила мать мальчика, продолжая смачно жевать жвачку.

Я не хотела поддерживать диалог, но все же через силу выдавила:

– Да…