Наше счастливое время

– Давай съездим к твоему дяде. Я поэтому попросила тебя приехать. Добираться туда на общественном транспорте – целая морока… Хотя если бы не мой вид, я бы и на метро поехала… У тебя нет никаких срочных дел?

– В больницу бы для начала… Вдруг надо швы наложить? – с сомнением пробурчала я.

Мой живот, оставшийся утром без завтрака, тоже недовольно урчал. Вид престарелой тети с обмотанной платком головой вызывал жалость. Мне так же, как и Юнсу, было больно смотреть на нее. А еще щемило в груди от того, как он из-за окровавленного затылка моей горемычной тети не находит себе места. Тем не менее я никак не могла выразить свои чувства. У меня даже слез не было…

– Я достаточно пожила. Разве важно, когда умрешь? Всего лишь выполняю свой долг до того, как Он призовет меня… Единственное, чего хочу, – до самой смерти служить этим людям. И даже если это случится где-то в пути, я буду только счастлива.

– Умереть, умереть, умереть… С начала Нового года – сплошные разговоры о смерти. Езжу с тобой, и всё об одном, все связано со смертью! Ты что, Бог? Зачем ты взваливаешь на себя то, что даже Ему не под силу? Тот смертник… Как там его, Юнсу, что ли… Он же сказал: разве могут спасти их все твои старания? Если ты сведешь себя в гроб, стараясь для них, то принесешь им еще больше мучений. Ох! Не нравится мне все это… Даже от одной мысли пробирает дрожь. Нелепость какая-то!

Как ни странно, навернулись слезы. Я растерялась от нахлынувших на меня чувств, но не хотела, чтобы тетя заметила мое смятение. Она ничего не ответила. «Я раньше думал о несправедливости, ведь у меня были обстоятельства, с которыми ничего нельзя сделать. И кто бы ни оказался на моем месте, он поступил бы так же… Хотел кому-то что-то доказать, дескать, получайте заслуженное… – звучал голос чуть не плачущего Юнсу. – Орест… несмотря на то что совершил убийство по указке Богов… заявил, что это он виноват… А ведь именно я должен был сказать это! Я ведь никогда не задумывался над тем, что причиняю кому-то боль, и ни разу у меня не возникало желания облегчить чьи-то страдания», – вспоминала я слова Юнсу, и они отозвались эхом где-то в глубине моего сердца. Хотя нет, однажды я все-таки желала облегчить страдания одного существа. Это был Симсим[17] – пес, умиравший от старости у нас дома, когда я училась в средних классах. Он был породы чиндо – смирный и безобидный, как его и назвали… И хотя старшие братья утешали, пытались меня убедить, что восемь собачьих лет соответствуют восьмидесяти годам человеческой жизни, я помню, как перед его смертью я молилась Богу: «Пожалуйста, избавь его от страданий! Избавь от боли!» И шло это от чистого сердца. Однако, побоявшись, что тетя заметит мой сентиментальный настрой, я решила разрядить обстановку, как обычно:

– Да уж, говорит этот тип довольно складно. И все-таки как ты можешь быть уверена, что он не лицемерит? Вдруг надеется выжить с помощью правозащитных организаций по спасению невинно осужденных… Я не верю ему. Уж очень быстрая перемена. И старушка эта туда же. Все такие наивные. Простить и раскаяться… Мне в христианстве как раз это и не нравится больше всего. Натворят дел, а потом в церковь бегут, просят прощения, и вуаля, как ни в чем не бывало, жизнь продолжается! Лицемеры!

Тетя, сидя все так же с закрытыми глазами, помолчала немного, а потом сказала с расстановкой:

– Знаешь, Юджон… Я… Нормально отношусь к лицемерам.

Это было неожиданно.

– Среди пасторов, священников, монахинь, буддийских монахов, наставников и тех, кого мы считаем достойными уважения, множество лицемеров. И кто знает, возможно, я занимаю среди них чуть ли не самое почетное место… Ведь понимание того, что ты сам лицемеришь, говорит о том, что человек, по крайней мере, имеет хоть какие-то понятия о добре. В глубине души он знает, что на самом деле не так уж бел и пушист, как это может показаться. И неважно, осознанно это или нет… Поэтому я без неприязни отношусь к таким людям.

И я даже думаю, жизнь того, кому удалось до самой смерти не быть уличенным в этом лицемерии, можно назвать успешной. Зато я терпеть не могу тех, кто корчит из себя злодеев: причиняя другим зло, они думают, что не так уж и плохи. Даже в момент этого маскарада они надеются, что другие разглядят в их поступках добрые намерения. А в действительности же они дадут фору по заносчивости и убогости даже лицемерам…

Я не стала возмущаться: так сказать, неужто ты меня за дурочку держишь, и вся эта тирада – камешки в мой огород! Однако мою душу пронзило чувство стыда, словно оголился мой шрам, тщательно скрываемый под нижним бельем. Я резко пошла на обгон мини-автобуса, ехавшего передо мной. Машину занесло, тетя ухватилась за ручку двери.