– Да, Агамемнона убила его жена – мать Ореста. У нее был любовник, и, сговорившись с ним, она избавилась от своего супруга. А по обычаям тех земель сын должен был отомстить за отца, и Орест убивает мать – по ее вине погиб отец. А богини мести фурии считали убийцу родителя худшим злодеем. Они наслали на Ореста странные видения и звуки. День за днем перед его глазами стояла сцена убийства матери, а в ушах звучали проклятия богинь. Из-за чувства вины Орест оказался на грани сумасшествия и пустился в странствия по свету.
Юнсу постоянно искоса поглядывал на меня. Я догадывалась, что он хотел показаться тете с лучшей стороны и что прошлой ночью он не раз повторял свою речь, чтобы сегодня покрасоваться. В тот день его потуги казались мне жалкими и нелепыми. А сейчас от этих воспоминаний меня пронзает грусть.
– И вот Аполлон, кажется… бог Солнца, ведь так? Он созвал богов на совет и вступился за Ореста, заявив, что тот всего лишь жертва проклятия и на самом деле виноват дед Ореста. Поэтому безжалостно и несправедливо поступать с ним так – ведь у Ореста не было иного выхода… И раз они наслали на него проклятие, теперь они же должны и даровать ему прощение. Орест тоже был на совете: услышав слова Аполлона, он разгневанно воскликнул: «Что ты такое говоришь? Мою мать убили не вы – я сам убил!»
После слов «я сам» Юнсу на мгновение уронил голову на грудь. За решетчатым окном продолжали сыпаться белые хлопья. Когда он выпрямился, его глаза были налиты кровью, как у разозлившегося кролика. На лице – сильное волнение. Он сглотнул и продолжил:
– Я… хоть и не мечтал в детстве стать богом, но сильным быть хотел. Когда есть сила, ты можешь делать что угодно, можешь избавиться от всех обидчиков… Так я размышлял. Но встреча с вами, сестра, заставила меня задуматься о том, что заставляет приходить вас сюда и со слезами умолять такую сволочь, как я… В тот день бабушка… которая имела полное право убить меня… Когда я увидел, как она плакала и просила прощения за то, что не может простить меня, мне хотелось поскорее сдохнуть, лишь бы не видеть этого… И если у меня спросят, что я предпочитаю, встретиться с ней еще раз или пойти на виселицу, я выберу второе. Я подумал, что если Бог существует, то сейчас он наказывает меня самым ужасным образом. Ведь для меня смерть – ничто. Меня это не страшит. С самого детства она нисколечки не пугала. И тут мне впервые пришло в голову: а вдруг я ошибался? Я раньше думал о несправедливости, ведь у меня были обстоятельства, с которыми ничего нельзя сделать. И кто бы ни оказался на моем месте, он поступил бы так же… Хотел кому-то что-то доказать, дескать, получайте заслуженное… Однако… Орест… совершивший убийство по принуждению богов, все равно взял на себя вину, открыто заявив, что на нем кровь матери…
Юнсу сжал губы. Тетя взяла его руки в наручниках и на минуту закрыла глаза. Поглаживая их, она проговорила:
– Какой ты все-таки молодец! Сколько всего. Столько мыслей за раз, надо же… Не ожидала, что это заставит тебя так глубоко задуматься…
Лицо Юнсу перекосило, а в покрасневших глазах блеснули слезы. Он крепко стиснул губы и закрыл глаза.
– Я хотел убить отца. И мать тоже хотел убить. И поэтому думал, что я проклят… А раз проклят, то и бояться мне больше нечего. Думал, положу этому конец, поубивав их, а потом и себя. Надо было как-то покончить с этим. А раз всему конец, то и раскаяния никакого… А вы сейчас говорите, что я молодец…
Снег повалил еще сильнее. Он падал беззвучно, и стояла удивительная тишина.
– Я вдруг осознал, что с самого появления на свет я ни разу не слышал от взрослых похвалы! Сегодня мне тяжело, что вы, сестра, приехали издалека в непогоду и умудрились разбить себе до крови голову… Как это, должно быть, больно… Я вдруг задумался, а испытывал ли что-то подобное ранее… И знаете, сестра, оказалось, что, за исключением моего брата и любимой женщины, я ни разу ни о ком не беспокоился… Я никогда не переживал о людях, которые не имеют ко мне никакого отношения. У меня не возникало мысли, что кто-то в данный момент может испытывать страдания, а значит, и не было желания посочувствовать и пожалеть… Понять, как ему тяжело… Поскорей бы уже все закончилось…
Двадцатисемилетний Юнсу опустил голову. На его наручники, отливающие металлическим блеском, упали слезы.
– Но знаете, сестра… Если честно, я… Меня страшит то, что со мной сейчас происходит.
Через шесть месяцев мы с братом вышли из колонии для малолетних преступников. Родители приезжали за своими отпрысками и увозили их домой. Те, за кем они не приехали, уезжали к старшим братьям и сестрам. Те, у кого не было братьев и сестер, объединялись в группы и разбредались каждая своей дорогой. Мы же простояли на улице перед колонией до самого заката, пока не стемнело.
Глава 11
Тетя молча сидела, откинувшись на спинку сиденья. Снег валил уже не так сильно, но по обочинам успело намести сугробы. На дороге образовалась снежная каша.