Наше шаткое равновесие

Опускаю глаза, боясь на него посмотреть.

— Полина, не плачь, иди к папе, — он вытаскивает ее с заднего сидения, сажая к себе на колени, и прижимает ее голову к своей груди. Что-то шепчет на ушко. Я вижу это расплывчато.

— Не буду плакать! — Кнопка говорит это громко, а на личике расцветает улыбка.

— Договорились, — возвращает ее обратно и заводит машину.

Когда я все же решаюсь посмотреть в лобовое стекло, мы едем по проспекту, в сторону нашей квартиры.

— Я туда не поеду, — говорю тихо.

— Чего? — недовольно.

— Отвези меня к подруге. Туда я не пойду. Не могу, — повышаю голос.

— Тихо, Поля уснула.

— Не могу, Игорь. Не могу там.

— Все, хватит ныть. Поехали ко мне.

— Что?

— Не потащусь я ночью через весь город к этой твоей. Как там?

— Дарине.

— Во-во.

Он зол, но скрывает это под маской спокойствия. Киваю и не говорю больше ни слова. Если после случившегося и услышанного сегодня мне придется ночевать там, где меня чуть не убили, я окончательно тронусь умом.

А вот когда мы паркуемся, я понимаю, что скорее сумасшествие мне грозит здесь. Это же та самая квартира. Его квартира.

Поднимаюсь на второй этаж, но меня словно протаскивают через кусты терновника. С болью и кровоточащими ссадинами.

Я словно в трансе снимаю шубу и на подкашивающихся ногах бреду в ванную. Я прекрасно знаю, где она находится.

Поля спит. Игорь вытащил ее сонную и прямиком понес в спальню.

Пока он укладывает спать нашу дочь, я реву взахлеб, смотря на свое мерзкое отражение в зеркале. Мне противно от самой себя. А еще я почему-то полностью уверена, что тот Алкин выпад пятилетней давности — спектакль. Сейчас я вижу это четко. А тогда, в том состоянии, в том непомерном отчаянии я не понимала ничего. Совсем.

Ведь она могла оказаться здесь случайно или же просто пришла со своим очередным нытьем. Поводов море, но я выбрала самый ужасный. Дура! Господи, какая же я дура.

Получается, если он видел меня тогда…

Именно поэтому исчез. Это же Мурас, он не прощает подобное. Он вообще прощать не умеет. Не заложено это в нем. Своим поступком я только облегчила жизнь Гончаровой.

Я ведь думала, что он просто забыл обо мне, как о разонравившейся игрушке. Вычеркнул.

А он и вычеркнул, только повод был иной.

Дура! Какая же я дура!

Прикрываю глаза, садясь на кафель. Минут через пятнадцать выползаю из ванной и иду на тусклый свет, горящий в кухне. Мурас сидит за столом, в руке бокал с каким-то алкоголем.

Присаживаюсь напротив, непроизвольно всхлипывая.

— Ты знал?

Он молчит, только смотрит… так, что я чувствую себя последним ничтожеством. Сразу всплывает его недавний вопрос, который мне был непонятен.

— Я… Игорь, я тогда… не знаю, было ли тогда что-то, не помню. Я виновата, просто в тот день я пришла к тебе. Там была Алла, а днем моя сестра попала в аварию, и отец, — закрываю рот ладонью, проглатывая свой вой. — Игорь, я, мы….

— Это не имеет значения, — поднимается, выливая жидкость из стакана в раковину, — спать иди. Мне не нужны твои откровения.

— Постой, — хватаю его за руку, — я же все это время думала, что ты мне изменил, что поспорил на меня.

— Я действительно на тебя спорил, — добивает, убирая мои пальцы со своего запястья.

— Значит, это правда?! — меня шатает.

— Да. Но это ничего не меняет. Все наши поступки останутся нашими, — усмехается, — иди спать, думаю, где спальня, помнишь.

Он уходит в темноту гостиной, а я медленно сползаю по стене, ненавидя себя и всех вокруг.

Глава 16

Игорь

Утром меня колбасит.

Из дома уезжаю часов в шесть. Запираю квартиру и, не оставив вторых ключей Женьке, еду в отдел. Меня гложут сказанные ею слова, но еще больше — желание узнать правду.

Запрягаю пацанов притащить мне этого Ящера. Я отлично помню, кого и где мы брали в ту ночь. Райончик, правда, не наш, но, думаю, там не обидятся.

Пока Морозов запирает эту с*ань в допросной, звоню Гончаровой, эта стерва не берет трубку, Ладно, навещу лично. Не она ли скулила, что соскучилась.

— Юрич, мы с ним закончили.

Киваю и выдвигаюсь к нашему «заключенному».

— Ну здравствуй! — усмешка.

А вот на его лице паника. Его окровавленная рожа совсем не доставляет мне удовольствия.

— Я уже сказал, я не торгую больше. Как вышел, не торгую.

— Какой послушный, — расстегиваю его наручники и присаживаюсь на край стола, доставая ствол.

— Что вы?!

— Я пристрелю тебя, например, за нападение на сотрудника. Меня.

— Я ничего…

— Заткнись и слушай, исход будет зависеть от того, насколько хорошая у тебя память.

— Я же…

— Слушай! — подаюсь вперед. — Пять лет назад, когда тебя взяли, из квартиры также прихватили девчонку. Лунгу, дочь судьи, помнишь такую?

— Да-да, но мы не общаемся. С того дня не виделись. Ее отец тогда отмазал.

— Я в курсе. Но вопрос в другом… ты с ней тр*хался?

— Чего?

— Того. Я вопрос задал, — передергиваю затвор, — жду ответ. Ты же чистый был, не под кайфом.

— Нет. Она никакая была, — начинает тараторить, — а потом менты, то есть полицейские приехали. Я не успел…

— Но хотел? — прищуриваясь, чувствую просыпающаяся ярость.

— Нет. Нет.

— Врешь.

— Не вру. Какое вам дело до этой наркоманки?!