Нашествие 1812

…Вяземский сам не помнил, как он очутился в избе, где лежал раненый князь Багратион. С ним был князь Федор Гагарин, брат Веры, – неслыханная удача. Накормив и напоив голодного Вяземского, шурин сел рядом, достал из кармана обтрепанную пачку писем, перевязанную лентой, и медальон, положил на стол, подвинул к нему. Что это? Князь Петр раскрыл медальон – оттуда на него смотрела юная Вера. Он вопросительно уставился на Гагарина.

– Маслов, – шепнул ему князь Федор.

– Убит?

– Скончался. Просил вернуть ей. Ты передашь?

Вяземский смотрел на портрет и письма с грязно-коричневой каймой. Кровь? Нет, он не мог себе представить, как он вручит своей жене ее письма к первому жениху, потерявшему жизнь в сражении, в котором сам он лишился двух чужих лошадей. Пусть лучше Федор.

…Милорадович был совершенно уверен, что с рассветом сражение возобновится: дело не проиграно, неприятель истощен и обескровлен, осталось его добить. Однако к утру ему доставили приказ главнокомандующего возглавить вторую колонну из четырех, которыми армия отойдет к Можайску. В одно мгновение расслабленность сменилась суматохой и давкой: на узкой дороге теснились артиллерия, пехота, кавалерия, обозы; крики начальников, ржание лошадей, свист нагаек, ругань, божба…

Жители навстречу не попадались, Можайск казался брошенным, из некоторых домов уже успели выбить окна и двери. Из одного из них выходил солдат, нагруженный разными пожитками; Милорадович остановил его, подозвал первого попавшегося унтера и велел расстрелять мародера.

Прибыв на приготовленную для него квартиру, Кутузов приказал Беннигсену найти удобную позицию для нового сражения: уж лучше пасть под стенами Москвы, чем предать ее в руки врагов.

Сентябрь

Лучшие купеческие дома в Можайске были заполнены калеками, умиравшими от жажды. Ларрей велел вынести мертвых, дать живым воды и немного сухарей, перевязать открытые язвы. Французских раненых клали в церквях и присутственных зданиях; когда места не хватало, русских выносили из домов и складывали грудой на площади. Ларрей со своими хирургами уже вовсю орудовали пилами, куча отнятых рук и ног росла с каждым часом.

…«Можайск, 9 сентября 1812 г.

В Вену, австрийскому императору Францу I.

Господин Брат мой и дражайший тесть! Спешу сообщить Вашему Императорскому Величеству о счастливом завершении Москворецкого сражения, состоявшегося 7 сентября у села Бородино.

Зная о личном участии, которое Ваше Величество принимаете во мне, я счел своим долгом лично сообщить Вам об этом памятном событии и о моем добром здравии. Я оцениваю потери неприятеля в сорок или пятьдесят тысяч человек; в сражении у него было 120–130 тысяч человек. Я потерял от восьми до десяти тысяч убитыми и ранеными, захватил 60 орудий и огромное число пленных. Мой авангард выдвинулся на шесть лье вперед.

Снова прошу Ваше Величество подкрепить князя фон Шварценберга, чтобы он поддержал честь австрийского оружия, как уже делал это прежде.

Особливо прошу Ваше Величество сохранить ко мне свое доброе расположение в обмен на чувства, которые испытываю к Вам я.

Наполеон».

…«Потери наши: 49 генералов, 37 полковников, 28 тысяч прочих чинов, из них убито 6547», – читал маршал Бертье донесение инспектора смотров. Эти сведения он приказал держать в секрете: они расходились с бюллетенем, который император отправил для опубликования в «Универсальном вестнике».

* * *

Донесение князя Кутузова о Бородинском сражении было напечатано в «Северной почте» в день тезоименитства императора Александра. «По вернейшим известиям, к нам дошедшим, и по показанию пленных, неприятель потерял убитыми и ранеными 42 генерала, множество штаб– и обер-офицеров и за 40 тыс. рядовых; с нашей стороны потеря состоит до 25 тыс. человек, в числе коих 13 генералов убитых и раненых, – сообщал главнокомандующий. – Сей день пребудет вечным памятником мужества и отличной храбрости российских воинов, где вся пехота, кавалерия и артиллерия дрались отчаянно. Желание всякого было умереть на месте и не уступить неприятелю. Французская армия под предводительством самого Наполеона, будучи в превосходнейших силах, не превозмогла твердость духа российского солдата, жертвовавшего с бодростью жизнь за свое отечество».