Нашествие 1812

…Барки с имуществом военного комиссариата сумели пройти за три дня всего восемь верст и окончательно сели на мель у Николо-Перервинского монастыря, не добравшись до Коломенского. Сдернуть их с мели во́ротами не удалось; Кутузов приказал весь груз побросать в реку или сжечь вместе с барками. Больше двадцати тысяч пудов пороха, двенадцать тысяч пудов свинца, шестнадцать тысяч снарядов легли на дно, туда же побросали тысячи сабель и палашей. Пошитые панталоны и сукно ночью, в темноте, раздавали солдатам в спешке и без счета; то, что осталось, запалили вместе с неподшитыми сапогами, котлами и амуницией. Бывший военный министр Барклай-де-Толли с болью в сердце смотрел на это разорение. «Чем бы дело ни кончилось, я всегда буду убеждён, что я делал всё необходимое для сохранения государства, и если у его величества ещё есть армия, способная угрожать врагу разгромом, то это моя заслуга, – писал он жене в Петербург. – После многочисленных кровопролитных сражений, которыми я на каждом шагу задерживал врага и нанёс ему ощутимые потери, я передал армию князю Кутузову в таком состоянии, что она могла помериться силами со сколь угодно мощным врагом. Я её передал ему в ту минуту, когда был исполнен самой твёрдой решимости ожидать на превосходной позиции атаку врага, и был уверен, что отобью её! Если в Бородинском сражении армия не была полностью и окончательно разбита – это моя заслуга, и убеждение в этом будет служить мне утешением до последней минуты жизни».

…Ночью было душно, и сердце словно сжало тисками. Нет, никак не уснуть. Наташа Ростопчина вышла во двор гостиницы при Троице-Сергиевой лавре, где маменька решила заночевать в надежде на получение известий от отца. На улице было холодно. С той стороны, откуда они приехали, краешек неба светился красным, хотя солнце давно уже закатилось.

– Что это? – спросила Наташа кучера, примостившегося спать в ногах у лошадей.

Взглянув на барышню, он помедлил, потом произнес строго и торжественно:

– Это есть отражение крови воинов, погибших на поле брани.

Наташа поплотнее закуталась в платок. «Pauvre papa!»[40] – подумала она.

* * *

Минский губернатор Брониковский выехал со всем штабом за город встречать корпус маршала Виктора, герцога Беллуно. За генералом ехали члены администрации Минского департамента, городской голова со всей управой, шли делегации от цехов со своими знаменами, а следом – толпы зевак. У заставы выстроился почетный караул.

Маршал появился без четверти девять утра и проследовал во дворец под крики: «Да здравствует великий Наполеон!» Там его дожидался Минский епископ со всем клиром. В три часа пополудни в кафедральном костеле отслужили благодарственный молебен за победу, одержанную императором и королем над русскими под Можайском и о здравии всемилостивейшего и непобедимого монарха. Епископ прочел соответствующую проповедь и пропел Te Deum. В это время через Минск проходила конница – шесть тысяч клинков. И на следующий день, пока высшее общество веселилось на балу у губернатора, войска шли и шли на восток.

К юго-востоку от города стала лагерем польская дивизия, семь месяцев как вышедшая из Испании. Место было выбрано неслучайно: двадцать лет назад на этом широком и красивом поле проходили маневры польского войска под начальством генерала Грабовского – в последний раз перед «погребением Отечества». Минские обыватели приходили в лагерь и бросались в объятия польских воинов со слезами на глазах; дамы из высшего общества привозили им фрукты, сласти, вино, пан Богдашевский раздал солдатам сто гарнцев водки, и еще столько же прислала пани Свида.

* * *

Посетительница присела в реверансе, кронпринц поклонился ей сам и прикоснулся губами к полной руке с пухлыми пальцами. В России, откуда совсем недавно прибыла госпожа де Сталь, кто-то сказал о ней, что она дурна, как черт, и умна, как ангел. Бернадот не знал, насколько ангелы умны (по счастью, ему еще не доводилось общаться с ними), тревога же знаменитой писательницы казалась ему совершенно пустой: узнав о том, что Бонапарт разбил русских на Москве-реке и с часу на час займет древнюю столицу, она всполошилась и вздумала уехать из Стокгольма. Право, известным людям свойственно придавать преувеличенное значение собственной персоне, но не настолько же, чтобы вообразить, будто весь поход в Россию был затеян Наполеоном, чтобы заковать в железа создательницу «Коринны», отомстив ей за книгу «О Германии»!

– Успокойтесь, мадам, – сказал Бернадот, усадив гостью в кресло и пристроившись напротив, – Наполеон захватил еще одно поле сражения и может извлечь важные выгоды из этого успеха. Если он предложит сейчас мир российскому императору, провозгласив Конституцию и независимость Польши, он спасен, но ему такое и в голову не придет, так что он погиб.

Госпожа де Сталь вскинула на него свои темные глаза с дряблыми веками (говорят, они когда-то пленяли мужчин):

– Вы так думаете?