Нашествие

Капитан оглядел забитую товаром и напуганными людьми палубу: все уже разглядели корабль преследователей и понимали, чем грозит погоня.

Набрал в грудь воздуха и зычно крикнул:

– Всё барахло – за борт! И живо. Надо облегчить «Изабеллу». Боцман, доставай вёсла из твиндека и неси оружие. Да шевелитесь, черти! Вы все уже покойники, можно и растрясти жир.

Капитан, показывая пример, схватил рулон драгоценной пурпурной ткани и выбросил за борт. Матросы и пассажиры забегали, засуетились, швыряя за борт винные бочки, ящики с венецианским стеклом и бесценными пряностями, тюки с вышитыми золотом бокассинами…

– Куда! – кричал хозяин, пытаясь мешать экипажу. – Разорить меня задумали, бандиты? Да вы хуже корсаров…

Капитан силой затащил Винченцо в каморку и запер его там, продолжая отдавать команды:

– Вы, двое – возьмите луки и поднимитесь на кормовую надстройку. Да правильным концом пускайте стрелы, бестолочи! Боцман, где пики?

Пираты увидели, как в волнах кувыркаются бочки и тонут ящики. Поняв, что добыча стремительно теряет ценность, завыли и навалились на вёсла. На носу фелуки стоял одноглазый широкоплечий вожак, держа в каждой руке по абордажному топору, и орал проклятия.

Невысокий арбалетчик Костас с третьего выстрела перебил фал на грот-мачте: парус упал вниз, накрывая кричащих от ужаса пассажиров нефа, но их быстро привёл в чувство боцман, пинками загоняя на вёсла:

– Гребите! Так, как никогда в жизни не гребли, другого раза не будет. Или хотите с колодкой на шее украсить собой невольничий рынок?

Капитан оглядел очищенную палубу, остался довольным. Увидел, как лохматый матрос пытается отобрать у старого еврея-пассажира тяжёлый кожаный мешок.

– Давай, иудино семя, – орал матрос, – всё за борт!

– Я умоляю вас, – еврей рухнул на колени, пытаясь поцеловать босые ноги матроса, – это величайшая драгоценность, принадлежащая моему народу. Её нельзя выбрасывать. Что угодно, только не это!

– Это твой ублюдок, христопродавец? – матрос схватил за шиворот худого чёрноглазого юношу. – Его предлагаешь за борт вместо своего вонючего мешка?

Старик распрямился. В глазах блеснули слёзы. Сказал тихо, но решительно:

– Да, синьор. Если вам угодно, можете утопить моего сына и меня, только не трогайте мешок.

Трое монахов, последними поднявшиеся на борт «Изабеллы», не принимали участия в суете: так и продолжали сидеть, опираясь спинами на мачту и вытянув ноги. Старший из них спокойно сказал:

– Сударь, оставьте в покое бедного иудея.

Матрос повернулся к чернецу и заорал:

– А вы чего расселись, слуги Христовы? Почему не на вёслах? Оглох, монашек? Оторви свою задницу, или она обессилела после любовных утех, какие приняты у вашего брата?

Старший монах, не вставая, ударил матроса каблуком в голень. Подтащил за лохмы, приставил к горлу внезапно появившийся в руке кинжал. Сказал тихо, но так, что у матросика все волосы зашевелились, включая те, что в ноздрях:

– Сударь, вы, кажется, изволили обвинить меня и моих товарищей в содомском грехе? Уверен: если вы лишитесь своей пустой головы, то это никак не скажется на ваших умственных способностях.

Матрос хрипел от ужаса, сучил босыми ногами по палубе и умоляюще смотрел на шкипера.

Капитан решил вмешаться:

– Думаю, мой человек погорячился и достоин прощения. У нас тут, знаете ли, небольшая неприятность: с минуты на минуту ждём нападения пиратов. Недолго и самообладание потерять.

Монах легко поднялся на ноги, следом – его спутники. Пнул матроса:

– В следующий раз, любезный, придерживайте язык, дабы его не лишиться. Ещё никто, нанёсший подобное оскорбление мне, потомку древнего бургундского рода, не оставался в живых. У вас есть шанс стать единственным исключением.

Повернулся к капитану:

– Да, вы правы. Нашему путешествию грозит задержка, которую я не могу себе позволить: в Солдайе меня ждёт встреча с побратимом Хорем, а потом – с королём степей, стремительным Азаматом. И наконец, с лучшим из живущих на земле – Солнечным Рыцарем, дюком русов. Будет невежливо с моей стороны заставлять их ждать.

Монах сбросил тёмный шерстяной плащ: сверкнул белизной хабит с красным крестом на груди. Звякнула кольчуга, взвизгнул покидающий ножны меч.

– Я – Анри де ля Тур, командор Ордена бедных рыцарей Иерусалимского храма. Капитан, в вашем распоряжении три лучших меча на тысячу лиг вокруг.

Тамплиеры шагнули к борту, ожидая приближения фелуки, уже ощетинившейся абордажными крюками.

Анри поднял над головой клинок и улыбнулся.

Июль 1229 г., город Добриш, Северо-Восточная Русь

Дмитрий поднял над головой клинок и улыбнулся:

– Ну, давай, молодые. Не робейте. Когда ещё придётся самого князя отлупить? Будет чем перед внуками своими бахвалиться.

Гридни смущались. Окружили Дмитрия, сжимая в руках толстые дрыны, но напасть не решались. Остальные дружинники столпились кругом, предвкушая развлечение.

– Слышь, воевода, – крикнул князь Жуку, – они у тебя всегда такие робкие?

Черноголовый Жук усмехнулся:

– Раньше не замечал. Просто тебя стесняются, княже.

Подошёл ближе, гаркнул: