Нашествие Батыя на Северо-Восточную Русь

Весть о падении Москвы произвела в стольном Владимире эффект разорвавшейся бомбы, поскольку никто не ожидал, что это произойдёт так быстро. О том, каким серьёзным ударом это стало для Георгия Всеволодовича, свидетельствует тот факт, что получив страшное известие, он отправился в церковь и долго молился. Мало того, в городе началась паника, о чем свидетельствует Никоновская летопись: «и бысть плачь велий во граде, и не бе слышати друг ко другу глаголюща в слезах и в рыдании» (т. 10, с. 107).

Снова в княжеском тереме заседал военный совет. К князьям и воеводам наконец пришло понимание того, какой страшный враг пришел на Русскую землю. Что он опаснее половцев и что для победы над ним потребуется напряжение всех сил. И вновь мнения разделились. Описание этого достопамятного совещания оставил В.Н. Татищев. Историк отмечает, что «многие разумные советовали княгинь, и все имение, и утвари церковные вывезти в лесные места, а в городе оставить только одних военных для обороны, что татары уведав, не так ко взятию оного без имения прилежать будут, а хотя и возьмут, нужнейшее сохранено будет» (с. 727). В принципе план был разумен, за исключением того, что увидев отъезд княжеской семьи, среди горожан могли начаться волнения. Что в данной ситуации было очень опасно.

Было принято решение, которое, если следовать трактовке Татищева, выглядит очень спорным: «В городе оставить с княгинею и молодыми князями войска довольно, а князю со всеми полками, собравшись, стать недалеко от града в крепком месте, чтобы татары, ведая войско вблизи, не смели города добывать». Получалось, что русские снова разделяли свои силы, и Георгий Всеволодович в буквальном смысле слова играл с Батыем в поддавки (с. 727).

Но такой план был нереален по одной простой причине – не было в данной ситуации у князя Георгия «войска довольно», поскольку его просто негде было взять. Василий Никитич сам себя опровергает буквально через строчку, когда пишет о том, что вместо того, чтобы занять ратными людьми выгодные позиции у столицы, великий князь отправился на реку Сить. А это не «недалеко от града», наоборот, это очень и очень далеко. И отправиться в эту глухомань Георгий Всеволодович мог только в одном случае – если под рукой у него не было войск. При любом другом раскладе он действительно встал бы с полками «недалеко от града в крепком месте» и дал бы Батыю бой под стенами стольного Владимира.

Поэтому решение о том, что великий князь должен покинуть стольный Владимир и отправиться на север своих владений собирать полки, было в сложившихся обстоятельствах единственно верным. Только он один мог объединить под своей рукой войска братьев и племянников, только на его зов могут откликнуться новгородцы. Вполне возможно, именно опасение, что наличных сил для борьбы с ордой уже не хватит, и подтолкнуло князя Георгия выступить на север, как можно ближе к новгородским владениям. Косвенно на это указывает следующий факт.

Рассказав о том, что Батый 1 января выступил из Рязани на Коломну, В.Н. Татищев приводит такую информацию: «Тогда Юрий, князь великий, послал в Новгород к брату Ярославу, прося его, чтоб со всеми войсками новгородскими как мог к нему поспешил и все свои войска» (с. 726). Получается, что к моменту выступления князя Георгия на Волгу Ярослав Всеволодович уже давно покинул Киев и находился с дружиной в Новгороде. Весть от старшего брата о готовящемся монгольском вторжении Ярослав мог получить в середине декабря, не раньше. Но от Киева до Новгорода не ближний свет, и даже если допустить, что в конце января Ярослав Всеволодович находился в Новгороде, то никакого другого войска, кроме личной дружины, у него под рукой не было. И было совершенно неизвестно, сумеет ли Ярослав убедить новгородскую верхушку отправить полки на помощь суздальским князьям. Деятельность Ярослава Всеволодовича в контексте монгольского нашествия и его участие в событиях 1237–1238 гг. мы разберем немного позже.