Наши беседы

– Первой причиной их несогласия с Советом Церквей и их отстранения, как я уже говорил, были расхождения по вопросу регистрации и отношения к внешним. Они считали, что нужно страдать за Слово Божие, но без излишней конфронтации с властями. Нельзя злоупотреблять готовностью верующих идти на жертвы. У многих детей Божиих есть естественная жажда как-то по особому угодить Богу и доказать любовь к Нему. И когда предоставляется случай в виде перенесения гонений за Слово Божие, они идут на это, не рассуждая о том, все ли тут так, как должно быть? Они полностью доверяют своим пасторам и считают, что раз те учат так и сами терпят за это, значит, то угодно Богу.

Другие рассуждают иначе. Всегда ли угодно Богу вдохновлять на страдания простых и доверчивых верующих, а самим не жить дома и укрываться то в конспирации, то в подпольной изоляции? Не правильнее ли будет зарегистрировать общину, устроиться на работу и трудиться в церкви, а в свободное время работать и на стороне? И возвращались с нелегального положения домой. Все это Совет Церквей квалифицировал как боязнь пострадать, измену братству и предательство. Я знал их всех, в какой-то мере сотрудничал с ними и скажу, что никакой измены и никакого предательства они не совершали. С большим терпением и смирением уже десятки лет они терпят злословие со стороны Совета Церквей, но я не слышал, чтобы они со своей стороны хотя бы кого-то злословили. Михаил Тимофеевич Шаптала, пресвитер Харцизской церкви, таким израненным и ушел в вечность. Я не знаю, как братья встретятся с ним перед судилищем Христовым.

Конечно, все эти братья имели свои недостатки, совершали ошибки и подавали повод Совету Церквей представлять их в нужном для себя цвете, – но кто из людей не ошибается?

Например, Степана Герасимовича Дубового задержали в Киеве сотрудники КГБ, не арестовали, а поместили в гостиницу и стали беседовать с ним. И он сказал что-то нелестное о Геннадии Константиновиче или Совете Церквей. Братья его отвергли.

Со мной КГБ тоже хотел сыграть такую шутку. Задержали меня и, поместив в гостиницу, стали задавать каверзные вопросы, надеясь, что и я скажу что-то против Совета Церквей. Но Бог дал мне мудрости, и я им ответил: «Совет Церквей – наши братья. А если и случилось между нами какое-то непонимание, то мы разберемся без вас, сами». Мне предложили прослушать перехваченную на границе кассету, записанную Петерсом во «Фриденштимме», на переехавшего в Германию ответственного за Киргизское объединение брата П. Г. П. Но я отказался слушать, так как знал, что там записана клевета. Сотрудники КГБ не предложили мне подписать ни одной бумажки, потому что нечего было подписывать.

В последний раз я встречался с Дубовым в 1977 году на харьковском совещании Совета Церквей, куда пришли оппозиционные братья из братского совета Харьковской общины, а вместе с ними – С. Г. Дубовой и др. В своих выступлениях они так распекали Совет Церквей, что ни И. Я. Антонов, ни М. И. Хорев, никто другой не смогли и рта раскрыть в свое оправдание. Иосиф Данилович Бондаренко сказал Батурину: «Николай Георгиевич, почему вы раздражаетесь и кричите? Я вас не узнаю!»

На этой первой, в мою бытность, и последней встрече с оппозицией было наше поражение, что и явилось главной причиной отказа, как я понимаю, от всяких встреч Совета Церквей с оппозицией.

Была информация, что брат Дубовой записал какую-то кассету покаяния…

– Степан Герасимович Дубовой был чистейшей души человек. Он мог ошибаться, но умел и сознавать свои ошибки, что ценно пред Богом и чего не хватает многим другим. Если еще учесть, каким нападкам стали подвергаться Шевченковская и другие общины Одесской области, где он работал, то станет ясно, почему он пошел на унижение и позволил Петерсу записать их беседу на пленку и развезти ее по всем общинам. В 1978 году мы были с Николаем Петровичем в Джезказгане. Этот город находится в пустыне, и его население в те времена в основном состояло из бывших заключенных, ссыльных и высланных из Поволжья и Украины немцев. С местными братьями мы посетили остатки бывшего лагеря, увидели полуразрушенные стены с колючей проволокой, бараки. Прошли на медные рудники, спустились в глубокие карьеры, откуда заключенные вывозили на себе руду. Многие братья полегли под этими желто-серыми глыбами.