Наши беседы

Вот здесь, в нашем журнале, написано, что это не значит, что каждая поместная церковь должна вырваться куда-то в сторону, не иметь объединения с другими церквами и не иметь никакого Совета Церквей. Нет. Это нужно для нашего успешного служения в деле евангелизации, благотворительности, в деле подготовки служителей, их обучения. Но мы писали: «Такой союз может через избранников церквей, съезжающихся на очередные съезды и совещания, давать самостоятельным поместным церквам, входящим в его состав, свои советы и высказывать собственное мнение, но он не имеет права самостоятельно, без согласия общины, вникать в их внутреннюю жизнь и наводить там порядок по своему усмотрению. Такое право принадлежит исключительно церкви».

Поэтому, если наша миссия подняла вопрос о независимости поместной церкви, контактов с поместной церковью, почему этот вопрос должен решаться в Москве? Получается какая-то административная структура, канцелярщина. Если вы видите, что какая-то миссия или группа приносит зло, вы имеете полное право, как Совет Церквей, посоветовать церквам: «Берегитесь, это опасное лжеучение или опасные методы служения». Но решать за поместные церкви Совет Церквей никак не может. Иначе мы превращаемся в епископальную систему неевангельских христиан-баптистов, у нас есть центр и там есть епископ или группа епископов, которые решают все вопросы. Тогда мы уходим далеко от евангельско-баптистских принципов. Мы ВСЕХБ осуждали за то, что он отступил от этих принципов, отмечали, что эти принципы исповедуются всемирным братством баптистов, т. е. нашими братьями. Так давайте же придерживаться того, с чего мы начали свое служение. Что же сейчас происходит? Это епископальная система. И если она дальше будет утверждаться, увидите, к чему это приведет. Не может какой-то центр брать на себя право, которое принадлежит поместной церкви: он может советовать, но не может господствовать над нею. Как это осуществляется практически?

Когда я во второй раз приехал в Советский Союз, меня встретил в Киеве П. Д. Петерс. Мы с ним беседовали в скверике, и он мне сказал, что есть решение, чтобы я больше не приезжал, – ни я, ни Наташа (дочь), потому что, мол, это дестабилизирует обстановку внутри братства. Я сказал, что не могу принять устное заявление.

Потом я встретил Ивана Яковлевича Антонова и спросил его: «Ты знаешь о решении, чтобы я больше не приезжал?» – «Не знаю», – ответил он. Потом спросил у Якова Ефремовича Иващенко. Он тоже говорит: «Не знаю». В Минске я встретил Михаила Ивановича Хорева, у него спросил, и он говорит: «Не знаю». Когда Петр Данилович в Минск приехал, я спросил: «Кто же принимал решение?» Он ответил: «Три брата принимали решение». Значит, это не было решением Совета Церквей…

Потом последовала телеграмма о запрете деятельности русской миссии «Благовестие». Знал ли Совет Церквей об этой телеграмме? Думаю, что тоже не знал. Иными словами, это в чистом виде епископальная система, когда один брат-служитель или два брата решают от имени Совета Церквей. Это уже не евангельско-баптистские принципы, а католические, епископальные или какие хотите.

Теперь, дорогие братья, в отношении закрытия Зарубежного представительства (ЗП) в 1988 году. ЗП было закрыто, и мы получили документ через полгода после его закрытия. И там было написано, что решение было принято единогласно. Теперь мне интересно, как решался этот вопрос на Совете Церквей? Вы должны были выслушать ЗП.

За полгода до его закрытия был послан отчет-кассета – примерно на два часа за восемь лет служения ЗП. Этот отчет был скрыт от Совета Церквей. Сколько я ни спрашивал у братьев, никто не слушал, даже П. В. Румачик. Я говорю: «Ты же подписал, Петр Васильевич, документ о закрытии ЗП, ты хоть прослушал наш отчет?» Он говорит: «А я и не слыхал, что есть такой отчет».

Извините, что я должен говорить открыто, но это епископальная система, когда один или несколько братьев делают то, что считают нужным. Я думаю, что вообще никто из братьев, кроме Геннадия Константиновича, не слышал отчета. Петр Данилович тоже не слышал отчет, который был послан за полгода до закрытия ЗП. Получается, что Совет Церквей даже не в курсе, что делается. Принимаются какие-то решения, предпринимаются какие-то шаги, и это предпринимается ограниченным числом служителей или, может быть, даже одним Геннадием Константиновичем. Это очень опасно.