Я шла за Оскаром по направлению к одной из центральных дорожек. Поверхность была неровной: камни, которые год за годом покрывала опавшая листва, превратились в холмики, а в тех местах, где подземный мир оседал, образовались впадины. С краю дорожки кто-то поработал: плющ был срезан и на обочине лежала куча зелени, предназначенная для компоста или костра. Над этими зелеными волнами, плескавшимися у постамента, стоял освобожденный ангел. По складкам его одеяния расползались тонкие паутинки, оставшиеся от плюща, руки были подняты в молитве, но обе оканчивались культями.
Мы сели рядышком у босых ног ангела. На постаменте можно было прочесть: «Роза Карлос, родилась в 1842, умерла в 1859. Потеряна, но не забыта».
– Тут похоронена Люси Вестенра, – сказала я, вспомнив одну из отцовских историй.
– Кто это? – спросил Оскар.
– Девушка из «Дракулы». Она стала вампиром и пила детскую кровь.
– Я бы воткнул кол ей в сердце, прежде чем она попробовала бы сделать это со мной.
– Ты не боишься?
– Чего?
– Ходить сюда один.
– Я не один, – ответил он.
Я взглянула на ангела, чья каменная щека была одного цвета с небом, и подумала, не имеет ли он в виду Розу.
– Ведь ты здесь, – сказал он, и я внезапно до смешного обрадовалась. – Мне вообще нравится на кладбище, здесь тихо. Я однажды привел сюда Марки, но он швырнул камень в ангела и отбил ему нос.
– Ты когда-нибудь залезал на Великолепное Дерево? – спросила я.
– Какое еще великолепное дерево?
– По-моему, оно там. – Я махнула рукой в ту сторону, куда уходила дорожка. – Мы с папой любили на него залезать.
– Не думаю, что есть такой вид – великолепное дерево.
– А вот и есть, – отрезала я.
Мы немного посидели молча, глядя поверх кривозубых надгробий и покосившихся крестов.
– Значит, ты приходила сюда? С папой?
Впервые Оскар признал существование отца.
– Иногда, – ответила я.
– Зачем ему понадобилось уезжать?
Вопрос вырвался у него, смутив нас обоих. Он снова покраснел и начал отковыривать лишайник, который, словно плохо нанесенный лак, покрывал пальцы на каменной ноге.
– Я не знаю, – честно ответила я.
– Марки говорит, отец думал, что скоро наступит конец света. Он говорит, отец был сумасшедший и убежал в лес, чтобы вступить в секту. Но ведь конец света так и не наступил?
Я чуть не улыбнулась, но вместо этого сказала:
– Марки ничего не знает.
– Тогда почему он не вернулся за мной или сразу не взял меня с собой?
Я поняла, что он не раз задавал себе этот вопрос.
– Почему он взял тебя, а не меня?
– Ты тогда еще не родился. Может быть, он даже не знал о тебе.
Я поерзала на холодном камне, чтобы усесться поудобнее.
– Ну, вы могли бы взять маму.
– Она была в Германии, когда мы уехали. Все произошло внезапно.
– Мама не так говорит.
– А как она говорит?
Мне стало любопытно, потому что Оскар мог рассказать то, о чем я не решалась спросить Уте. Он все еще смотрел вниз и грязными ногтями ковырял лишайник.
– Оскар? – не отставала я.
– Она говорит, отец оставил записку, но она мне ее не покажет, пока я не стану достаточно взрослым, чтобы понять. Она говорит, он написал, что ему жаль, но он много думал и понял, что должен отправиться в путешествие и что он всегда будет меня любить.
– Записку? Какую еще записку? – спросила я, вставая.
– Я ей не верю. Она всегда выдумывает, а потом забывает, что говорила. Я знаю, она просто хочет сделать мне лучше, а он, наверное, ничего такого не писал.
– Что за записка, Оскар? – Я громко перебила его, и мои слова отразились эхом от соседних плит.
– Не знаю я, и мне все равно!
Оскар взобрался ангелу на ступню и оказался выше меня.
– Где записка? – напирала я.
– Не знаю! Все равно это неправда.
Он спрыгнул с постамента.
– Лучше бы вместо тебя вернулся папа, – сказал он и бросился мимо меня по тропинке обратно к деревьям.
– Оскар! – крикнула я ему вслед.
Сначала я слышала, как он продирается через кусты, как трещат ветки, но потом он пропал и на кладбище воцарилась тишина. Понемногу я стала различать, как шуршат листья, как вдалеке что-то упало с дерева и как оседает и хрустит иней. Из-за спины Розы Карлос доносился какой-то скрежет, а с противоположной стороны дорожки было слышно равномерное кап-кап-кап. Изо рта у меня вырывались маленькие облачка пара. Все кладбище приблизилось ко мне, как под микроскопом, надгробья вздулись, а затем снова отодвинулись. Лицо отца, все еще спрятанное под грудью, обжигало меня. Наклонившись, я сунула руку под платье и вытащила кружок, вырезанный из фотографии. Я не могла смотреть на него. Левой рукой я поковыряла землю рядом с Розой Карлос. Удалось сделать лишь небольшое углубление в мерзлой почве, я положила туда его голову, лицом вверх, и присыпала сверху землей.
14