Наши бесконечные последние дни

Послышался всплеск, и я отпрянула от обрыва, как будто его внезапное падение могло увлечь и меня. Я легла на живот и осторожно посмотрела вниз. Голова Рубена – темные волосы облепили череп – колыхалась на волнах ниже по течению, несущему его к противоположному берегу. Я достала из рюкзака подзорную трубу и, наведя резкость и поискав среди камней, увидела, как его плечи поднимаются из воды. Он встал на ноги и пошел, поднимая со дна ил; добравшись до берега, он потряс головой, как собака, и брызги с волос разлетелись во все стороны. Он стоял в круглой рамке окуляра; я видела, как он улыбнулся мне, поднял руку, то ли прощаясь, то ли призывая, а затем зашагал между деревьями.

Я посмотрела поверх трубы, чтобы понять, увижу ли я, как он идет через кусты, но не заметила никакого движения на том берегу.

– Рубен! – крикнула я; ответа не было.

Я не могла поверить, что он не стал ждать. Меня охватила паника; он был нужен мне здесь, он должен был сказать, чтобы я шла за ним. Я села, обняла колени и стала раскачиваться, крепко зажмурившись. Если раскачиваться достаточно долго, то потом, когда я открою глаза, можно будет встать и вернуться через деревья на поляну; я услышу мерный стук топора, которым отец рубит дрова, и крикну: «Сегодня на ужин белка!». А завтра днем я встречусь в скалистом лесу с Рубеном. Он будет сидеть на камне, курить и рассказывать мне, что кукушка откладывает яйца днем.

Я перестала раскачиваться и открыла глаза, но ничего не изменилось. Держа в руках шлем и подзорную трубу, я встала и шагнула со скалы – в пустоту. Я ударилась о воду боком; раздался оглушительный всплеск, и боль обожгла меня не меньше, чем холод. Я сразу ушла на дно, толчок заставил меня перевернуться, и я уже не знала, где верх. Я была бы счастлива остаться там, вместе с галькой и рыбами, но поток подхватил меня и моя голова, словно пробка, выскочила на поверхность; пока я откашливалась, течение выбросило меня в том месте, где вылез Рубен. Только отжав шлем, я поняла, что прыгнула без рюкзака. А река вырвала у меня из руки подзорную трубу. Я представила, как она кружится, увлекаемая течением, и падает в Великий Разлом. Рана на ухе открылась, и струйка водянистой крови потекла по шее, зато река смыла красный цветок с рубашки. Я повернулась и направилась к деревьям.

Оставшуюся часть дня я брела сквозь лес. Пару раз мне казалось, что я узнаю дерево или тропинку, которые видела несколько лет назад, но потом встречала то же самое дерево еще раз и понимала, что хожу кругами. Земля на Рубеновом берегу была более холмистой и гуще поросла деревьями и кустарником, чем на моем. Я пробиралась сквозь заросли, звала его, искала хоть какие-нибудь признаки того, что он проходил здесь раньше, но не видела ни сломанных веток, ни отпечатков ног, ничего. Ближе к вечеру я настолько осмелела, что попробовала забраться на дерево, чтобы разглядеть дым от его костра, но чем ближе к вершине, тем тоньше становились ветки, они грозили сломаться подо мной, и мне пришлось спуститься. Каждый шаг отдавался у меня в голове, исцарапанная кожа горела. Продравшись сквозь заросли, которые всячески пытались меня остановить, я с трудом начала подниматься по холму сквозь рощу Зимних Глаз. За каждым следующим деревом я надеялась увидеть Рубена, сидящего на бревне рядом со свистящим чайником и дымящимися у огня ботинками. Он поцелует меня, усмехнется и спросит: «Что так долго?».

Я шла, пока небо не потемнело настолько, что я уже не видела собственных ног. Я споткнулась о корень и растянулась на земле, едва успев выставить вперед руки, чтобы не удариться головой. Я села, и меня начало трясти; мне не давала покоя мысль об одеялах и куртке, брошенных на полу в хижине. Я попыталась натянуть шлем, но мешала повязка, а левую сторону лица пронзила острая боль, поэтому я лишь растерла влажной шерстью ноги. Я сняла отцовские ботинки (ногти на ногах стали мягкими на ощупь), засунула ступни в шлем и попробовала свернуться калачиком на неровной земле. Зубы стучали не переставая, так что я села и уткнулась подбородком в колени. Заснуть было невозможно. Я промурлыкала несколько тактов из «Кампанеллы», но это меня не отвлекло. Я вслушивалась в каждый звук, который издавали деревья и прячущиеся животные, подскакивала на месте от уханья совы, настораживалась при каждом движении среди полуночных деревьев, но не оставляла надежды, что это Рубен ищет меня. Через несколько часов я, должно быть, отключилась, потому что увидела, как отец выходит из реки с накинутым на плечи промокшим одеялом. Он что-то говорил мне на непонятном языке, а рот его был искривлен, словно открывался под водой. Отец повернулся, и я увидела, что часть головы у него по-прежнему отсутствует. Я вздрогнула и проснулась; вокруг был только лес.