Наши химические сердца

Грейс жила в нем. Каждый час каждого дня он был с ней рядом. Его запах на ее коже. Это Грейс была призраком, а не Дом. В тот день погибли двое, но только у одной по-прежнему было тело.

Я снова огляделся, пытаясь найти хоть что-нибудь, что принадлежало бы ей. Но здесь не было ничего от нее, кроме конверта на комоде с ее именем. Письмо, которое я написал, все еще запечатанное. Здесь не было ни женской одежды, ни женской обуви, ни косметики – ничего, что можно увидеть в комнате сестры, мамы или подруги.

Она носила его одежду, пользовалась его дезодорантом и каждую ночь спала на его мятых простынях. Кем бы она ни была раньше – кем бы ни была та сияющая, красивая девушка с фото ее профиля на «Фейсбуке», – ее больше не было. Остался только Дом в ее похищенном теле.

«О человеке многое можно сказать по его комнате», – как-то раз заметила она. Побывав в этой комнате, я мог сказать одно: никакой Грейс Таун не было.

– Значит, теперь ты знаешь, – тихо проговорила она.

Все еще сжимая в руках мятую футболку Дома, я обернулся и увидел ее в проходе. Глядя на нее в тот момент, я ясно видел, что она больше не принадлежит этому миру. Кожа ее была прозрачной, как папиросная бумага, а пепельные нити волос, резко обрубленные над плечами, казались мертвыми. Под глазами у нее были даже не синяки, а почти кровоподтеки, как будто слезы разъели кожу до крови. Она была потерянной душой, привидением, застрявшим меж двух миров, живым воплощением призрачного дыма.

Мне захотелось к ней прикоснуться. Я не мог вспомнить, была ли она когда-нибудь теплой на ощупь или всегда состояла из материала более эфемерного, чем кожа.

– Грейс, прости. Зря я…

– Я переехала сюда за месяц до аварии, – она забрала у меня футболку, сложила ее и вернула на место. Разгладила руками ткань и прислонилась к полке лбом, закрыв глаза. – Сойеры уже несколько лет пытались убедить меня переехать. Наконец я собралась с духом и убежала из дома. Это был и худший, и лучший день в моей жизни.

– Это ужасно. Грейс… Я не… я не знаю, что сказать. Не знаю, как тебе помочь.

Грейс взглянула на меня.

– Я не сломанная чашка, Генри. Не экспонат твоей коллекции. Меня не надо чинить.

– Знаю. Я не об этом. Но… по комнате можно многое узнать о человеке, правда?

На самом деле все было гораздо серьезнее, и она никогда бы мне в этом не призналась. Грейс не только потеряла его в физическом обличье – она потеряла надежду на лучшую жизнь. И не только его труп будет преследовать нас вечно, но и призрак их совместного будущего, которое могло бы быть. Он все о ней знал – плохое и хорошее – а я получал информацию лишь урывками. Когда он умер, его потенциальная энергия растворилась во вселенной, и теперь она за нее цеплялась.

– Так какая же у тебя комната?

– Ты это хочешь знать? Нет у меня комнаты, ясно? До того, как я переехала сюда, у меня была койка в подвале у отчима.

– Мне иногда кажется, что ты не существуешь.

– Убирайся.

– Ты все от меня скрываешь. Ничего мне не рассказываешь.

– Убирайся! Вон отсюда!

Тут в дверях возник Мартин Сойер. Он взглянул на меня, на Грейс, снова на меня и проговорил:

– Генри.

– Я ухожу, – ответил я.

И пошел прочь по коридору, увешанному его фотографиями, которые каждое утро и вечер улыбались ей со стен. Я был обижен, разозлен, а еще ревновал – глупо, конечно, но я ревновал, и это была такая тупость, ведь сейчас черви наверняка ели его глаза, а может, глаза уже доели и перешли к мозгам, сердцу, яичкам, а разве это завидная судьба? Он не мог больше ее любить, но она все равно принадлежала ему, и это было так несправедливо.

Я сидел снаружи у водостока, и тут у меня зазвонил телефон. Мюррей. Я утер слезу и ответил.

– Я не забыл, просто опазды…

– Алло, Генри. Привет. Это Мэдди.

– Кто?

– Мэдисон Карлсон. Из школы.

– О. А почему звонишь с телефона Мюррея?

– Мне кажется, я его убила.

– Я сейчас не могу говорить. Опаздываю к Лоле на день рождения.

– Нет, правда, он лежит на траве лицом вниз и не шевелится уже минут двадцать. А Лола ушла.

– Что ты с ним сделала?

– Ну, он спросил, слышала ли я что-нибудь про Зиту, и я ответила, что у нее новый парень. Он упал на колени, лег на траву и сказал, что больше не встанет. Генри, я боюсь, что он умер. Мне труп ни к чему.

– О господи. Пришли ваши координаты. Я приеду и заберу его.

– Мы на футбольном поле. Все ушли. Приезжай немедленно.

Немедленно я не приехал. Я повесил трубку и медленно поплелся от дома Грейс к школе, надеясь, что Мюррей опомнится к моменту моего прихода и я смогу пойти домой и там спокойно умереть. По дороге я написал Ла и сообщил, что, возможно, не приду, так как Мюррей покалечился, готовясь к вечеринке.

Я с трудом отыскал Мюррея и Мэдисон на поле, потому что уже стемнело, а Мэдисон тоже лежала, используя поясницу Мюррея как подушку.

– Решила расположиться поудобнее, пока тебя ждала, – сказала она.

– У Шугар Ганди правда новый парень?

– Если ты о Зите, а) да и б) это ужасное расистское прозвище.

– Насколько все плохо?

– Смотри. – Мэдисон встала и начала пинать Мюррея ногами.

Тот не отреагировал.

– Бог мой, женщина, прекрати. Лежачего не бьют.