Наши тонкие струны

Еще пара попыток – и он успокаивается. Вокальная группа звучит не так уж и плохо, а внезапное соло на гитаре (ламповый овердрайв с квакушкой) врезается в звуковую ткань, как бензопила в фанеру. Когда же фанера смолкает, аккордеон вдруг продолжает играть еще с десяток тактов что-то такое отвлеченно французское на три четверти, постепенно затихая, как бы удаляясь. И прямолинейный хит из прошлого приобретает целую кучу новых смыслов.

– Ну ладно, сегодня уже получше, получше, – Фил меняет гнев на милость. – Крис вообще молодец. Если дальше так пойдет, то и комиссия нам это дело утвердит. Завтра разучиваем ваше любимое – «Вдоль по Питерской». Через две недели сделаем контрольный прогон, на учебной сцене. Кстати, для нашего гармониста я заказал красную рубаху. Серега, слышал? Красное с зеленым – сочетание «вырви глаз». Еще картуз тебе закажем, как у Есенина! Будешь первый парень на деревне!

Серега глупо кивает. Первый парень давно вздыхает по Крис, у которой он не первый… и на всякий случай он помалкивает. Рыженькая гитаристка на него не смотрит, и на новую рубаху надежды мало, равно как и на картуз. Знать бы еще, что это такое.

– Можно, я как обычно приду? – спрашивает Маша Талашева.

– Можно. Ты же у нас все равно отвернуться норовишь… Маскируешься… Ах, да, девчонки, главное-то забыл. На той неделе пойдем с вами в театральную мастерскую. Будем шить вам платья. Белые, шелковые, с блестками, цены немалой. И не вздыхайте так. Еще меня благодарить будете.

– Шелковые? – спрашивает Крис, слегка скривившись. – Блестящие? Как у кого?

– Да уж не как у Evanescence, – говорит Фил. – Как у Людмилы Зыкиной.

012. Поменьше розовых соплей

С репетиции Маша и Крис едут вместе.

– У тебя горло не болит? – заботливо спрашивает Крис.

– Вроде нет. А должно?

– Мне показалось, ты устала от всех этих советских маршей.

– Есть такое. А что поделать?

Крис замолкает.

Сегодня вечером они неплохо поиграли вдвоем. Потом явился Филипп Филиппыч. Сел на свой любимый стул. Попросил исполнить что-нибудь авторское. Ну как тут откажешь? Пришлось сыграть для него «Что-то может случиться». Под одну гитару.

Фил никак не прокомментировал услышанное. Только попросил текст почитать.

«Вроде ничего криминального, – сказал он. – На будущее: поменьше розовых соплей. Вот вообще не ко времени. Дружеский совет».

После таких слов Крис побоялась играть «Ты мое солнце». Мало ли что.

И вот они едут домой. Как всегда, в ее голове крутится новая музыкальная фраза. Чтобы не забыть, она тихонько напела ее в диктофон. Мелодии очень легко вылетают из головы. Правда, иногда возвращаются, среди ночи или средь бела дня, никогда не угадаешь. Или исчезают безвозвратно.

Крис умеет писать музыку нотами. Но рисовать всякие крючки в автобусе – это будет уже слишком для почтенной публики. Чего доброго, примут за шпионку.

С текстами проще. Их можно заносить в телефон, притворившись, что пишешь деловые заметки. Никто ведь не заглянет тебе через плечо и не проверит. А если заглянет, то запросто получит локтем в лоб.

Сегодня в ее заметках – какие-то отрывочные строчки:

До сих пор мне было легко

Уходить, не прощаясь

Да, это странное чувство – когда тебе никогда не было дела ни до кого, и вдруг внезапно все изменилось.

Но нет, остальных это не касается. Всех остальных она легко бы послала подальше вместе с их косыми взглядами и дружескими советами.

Неужели Крис никогда раньше не умела дружить?

Она и до сих пор не умеет. Не знает даже, что говорить, когда очень не хочется прощаться.

– Ко мне зайдем? – предлагает Крис. – Слопаем пару сэндвичей?

Маша согласна. Все-таки это утомительно – петь сразу на двух репетициях. К тому же в свою отдельную комнату в студгородке она как-то не спешит.

На этот раз их никто не встречает, даже домашний парень Макс куда-то пропал. Но в квартире кто-то есть. Кто-то смотрит в гостиной телевизор. В этой квартире – толстые стены, и слов не разобрать. Ясно только, что это новости или криминальная хроника.

Крис выглядит потерянной. Она больше не улыбается.

– Может, я пойду? – говорит Маша.

– Еще чего. Из-за отчима, что ли? Этот чел здесь вообще лишний. Пусть лучше он отсюда свалит.

Кажется, она говорит слишком громко. Потому что телевизор смолкает. Зато слышится чей-то многозначительный кашель. У кристинкиного отчима – низкий густой голос, как у певца Шаляпина. И кашель тоже густой.

Это отвратительно. Этот человек ей отвратителен. Крис морщится.

– Пошли на кухню, – упрямо говорит она. – Не сожрал же он всю колбасу!

Они пьют чай с бутербродами. Изо всех сил стараются не говорить о личном. Конечно, это невозможно.

– Я хочу отсюда съехать, – говорит наконец Крис. – Я больше не могу. Он думает, меня можно купить… всякими подарками. Он думает, я буду молчать.

– О чем, – тихо-тихо спрашивает Маша.

– О том, что он… делает что хочет. Что он сидит на дейтинг-сервисах, да еще заходит с разных аккаунтов. Потом возит каких-то малолеток на дачу. Будто я не знаю.

– А как же твоя мама?