Наши тонкие струны

Чаще бывает, что парень просто глупый, думает Крис. Ну что ты все время болтаешь, малыш? Тебя ничему не научили в твоей школе?

– А ты ей что ответил? – интересуется Крис. – Ну, своей училке?

– Ничего. Я ушел поскорее. Там у меня на площадке кейс с аккордеоном оставался. Могли тупо унести. У нас в Купчино не спрашивают, чья вещь. Берут, а потом разбираются.

– У нас тоже…

Да, она берет его за руку, будто это тонкий гриф гитары. И он – сам догадался, надо же – легонько перебирает ее пальцы. Как клавиши своего аккордеона.

Этого Крис уже не может вынести. Она сама не понимает, что делает. А делает она вот что: обнимает его за шею. Наклоняет его голову и целует в губы.

– У нас тоже берут, что нравится…

Кажется, он все еще не догоняет. И вообще у него что на уме, то и на языке:

– Т-ты сама говорила, нам нельзя… вот я и…

Только не рассмеяться, думает Крис. А вслух обещает:

– Сегодня все можно. Только один день. Точнее, ночь.

– Ты… я… м-мне… – шепчет он, словно вспоминает состав личных местоимений в русском языке. Потому что не надо болтать, когда тебя целуют!

Нет. Это не про нашего Сергея. Он все равно выскажется, даже если у него кружится голова. Даже на пороге окончательной смерти от разрыва сердца. Вот почти как сейчас. И он говорит:

– Т-ты мне тоже очень нравишься, Крис. Я опять глупость сказал? Не смейся надо мной… пожалуйста…

– Ни за что, – говорит Крис. – У меня всегда все серьезно.

024. Мы же дружим

Тем временем в комнате Максима темно и тихо.

Маск прислушивается к далеким звукам из ванной. Он знает все звуки в своей квартире. Ему довелось однажды слышать даже то, о чем было запрещено вспоминать под страхом немедленной казни. Так ему пригрозила сестра. Когда-то раньше. Но он не забыл.

Он многое о ней знает. Странно: за это он любит ее еще больше. Как сестру… и даже немножко как брата. С ее-то характером.

Было бы интересно, думал иногда Макс, если бы он был постарше, чем Крис. Что-то бы изменилось? Или нет?

Все равно она лезла бы командовать. А он бы слушался.

Но сейчас Крис далеко. И ей не до него. Вон как вода плещется. Даже завидно.

Зато здесь – с ним наедине – самая красивая девушка. Пусть даже она вся израненная и в маске.

Маск – это его прозвище. В честь известного миллиардера-изобретателя. Смешно, не правда ли?

Говорят, тот Маск тоже был изрядным интравертом. Но у него-то все получилось. Потому что он быстро принимал решения. А не сидел как дурак на полу и не размышлял, с чего начать.

– Маш, – окликает Максим. – Давно хотел тебе спасибо сказать… что взяли меня в проект. Я же знаю, Крис сперва не хотела. Сомневалась. Но я ей сказал, что ты не против…

– Ты даже не соврал…

– Спасибо… а скажи мне еще одну вещь… Крис тебе нравится?

– Ну… мы же дружим.

– Мне на самом деле она тоже нравится. Я даже к ее манерам привык. Могу ей все простить. Потому что мы одинаковые. Можем подраться, а потом помириться. Мы даже из дома хотели сбежать вместе… пока мелкие были… ну, то есть ей было четырнадцать, мне тринадцать…

Максу так кажется, или Маша смотрит на него с интересом? Тогда он решается продолжить:

– Маш, а я тебе тоже нравлюсь?

Машкины глаза таинственно мерцают в темноте. Ей ничего не стоит ответить «да», тем более что это не такая уж и неправда. Но она отвечает грустно:

– Максимчик. Прости. Я не отвечу.

– Почему? Потому что Крис запретила?

– Нет. Просто я… стараюсь об этом не думать.

– О чем?

– О том, что… когда включится свет… ты увидишь то же, что и все остальные. Что лучше бы я была в маске.

– Нет… нет… ты мне в любом виде нравишься…

Вот так хочешь иногда признаться в своих чувствах, а получается всего лишь корявый комплимент. На грани провала. Собственно, это и есть провал.

– Ты просто меня жалеешь, – отвечает Маша. – Не говори, что это не так.

– А ты меня не жалеешь?

Эх, эх. Бедный Макс. Все-таки он не удержался и пожаловался на свою несчастную судьбу. Да, это чертовски точное замечание, вот только парни так не говорят. Так говорят девочки, и то не все. Как могли перепутаться характеры у брата и сестры, когда они даже не близнецы, а всего лишь погодки? Загадка природы.

Но то, что говорит Маша, звучит еще загадочнее:

– Прости, Макс. Я не могу никого жалеть. И любить никого не могу.

025. Самая главная тайна

Мама Крис тоже не спит. И тоже прислушивается.

В ванной плещется вода. Кто-то с грохотом роняет душевую лейку, после чего резко становится тише. Только это такая… особенная тишина.

Когда в доме оказывается сразу четверо подростков, тишина даже тревожнее, чем шум.

В ее время такой формат назывался «впиской». Сейчас, кажется, тоже. Хотя она много чего не знает о современной молодежи.

Мама Крис вздыхает. По крайней мере, в ее доме для нее нет тайн. Кроме разве что одной, самой главной, о которой она заставляет себя никогда, ни за что не думать.

Она не справится с этой тайной. А с этой внезапно возникшей тишиной – очень даже справится.

И вот она подходит к двери, на которой прикреплена табличка – крохотная девочка под душем. По соседству с писающим мальчиком. Тьфу, кринжатина, как теперь говорят.