Наши в Хогвартсе (продолжение) (СИ)

«В душ? — в недоумении подумал Северус. — Ты же была там всего часа три назад!» Он промолчал, провожая Эйлин мрачным взглядом. Всё это могло означать только одно — она никак не может избавится от ощущения грязи на теле, которого касались чужие отвратительные руки. И от этого она противна самой себе. А значит, и его прикосновения она будет воспринимать с гадливостью.

Северус сел за стол, уперся в него локтями и, опустив голову на руки, стал напряжённо растирать ладонями лицо, мучительно соображая, что же ему с этим делать. Ему показалось, что он просидел так целую вечность, а вода в душе всё шумела и шумела. Да сколько же она может там торчать? Северус решительно поднялся, подошёл к двери в ванную комнату и рванул её на себя.

Сначала он почти ничего не смог увидеть из-за густых клубов пара, заполнивших всю ванную. Когда глаза чуть привыкли, Северус сумел разглядеть за задёрнутой занавеской стройную фигурку Эйлин, неподвижно замершую под струями горячей воды. Впрочем, не настолько неподвижно, как ему показалось на первый взгляд. Северус уловил за занавеской ритмичное движение её руки, очевидно, сжимавшей мочалку и с силой трущей ею тело в одном и том же месте.

Северус отдёрнул занавеску. Эйлин стояла, уставившись в одну точку и с отсутствующим видом растирала мочалкой грудь и живот. Кожа под воздействием мочалки у неё сильно покраснела, а местами уже была растёрта до крови. Но, будто не замечая этого, она продолжала тереть и тереть своё тело, смывая с него несуществующую грязь и при этом мыслями находясь где-то далеко, скорее всего, в том страшном зале на холодной мраморной плите, среди десятков тянущихся к ней враждебных мерзких рук. Она не сразу отреагировала на появление Северуса. Когда он отдёрнул занавеску, Эйлин какое-то время смотрела перед собой, потом медленно повернула голову, и Северус с болью встретил её пустой, отсутствующий взгляд. По лицу Эйлин струились потоки горячей воды, но он готов был поклясться, что вместе с ними по её щекам катились слёзы. А уж чего-чего, но её слёз вынести он был не в состоянии.

Эйлин медленно возвращалась в текущую реальность. Её взгляд постепенно наполнялся болью и отчаянием. Северус, не снимая одежды, в чём был, лишь сбросив ботинки, стремительно залез в ванну и молча обнял жену, крепко прижав её к себе. Его одежда мгновенно намокла и отяжелела, но он не замечал этого, сжимая в объятиях это родное, мягкое и распаренное тело, которое, несмотря на льющиеся на них потоки горячей воды била крупная дрожь, словно Эйлин трясло от холода. Впрочем, причиной этого был, разумеется, не холод, а тихий плач, перешедший во всё более громкие и отчаянные рыдания. И вновь Северусу пришлось шептать ей на ухо совсем не свойственные ему нежные бессвязные слова, только бы она успокоилась, только бы перестала страдать…

— Успокойся, Аленький. Пожалуйста, успокойся, малыш. Не нужно плакать, ласточка моя…

Его всегда удивляло, как подобные слова не только слетали с его языка в такие минуты, но и как они вообще могли зародиться у него в мозгу. Он, Северус Снейп физически не способен произносить ничего подобного, даже мысленно! И, тем не менее, слёзы Эйлин, её боль и отчаяние рождали эти слова совершенно автоматически, независимо от его сознания. И, что самое главное — они всегда были действенными, находя отклик в её сердце. Вот и сейчас, рыдания Эйлин постепенно стихли, и она молча замерла под горячими струями в крепких объятиях мужа, уткнувшись лицом в мокрую жёсткую ткань его чёрного сюртука.

— Скажи честно…. Только не лги, ладно? Тебе противны мои прикосновения? Не бойся обидеть меня, я всё понимаю. Мы справимся с этим. Только скажи правду, — глуховатый голос Северуса был необычайно мягок. Он словно обволакивал Эйлин невидимым защитным коконом, успокаивал и давал надежду на то, что они действительно со всем справятся. Вместе. Как всегда.

По-прежнему уткнувшись лицом в мокрый сюртук мужа, Эйлин медленно покачала головой. Северус терпеливо ждал, что она ответит на его слова, обнимая Эйлин за талию и поглаживая свободной рукой её мокрые волосы. Наконец, она чуть отодвинулась от него и, не поднимая головы, тихо произнесла:

— Мне не противны твои прикосновения. Я боюсь, что это тебе противно ко мне прикасаться.

«Какая же ты дура!», — мысленно воскликнул Северус почти со злостью, чувствуя, как с его плеч сваливается огромная, непосильная и неподъёмная тяжесть. Он резко притянул к себе Эйлин, судорожно прижался к ней всем телом и стал покрывать её лицо и шею быстрыми поцелуями. Вместе с поцелуями с его губ слетали резкие отрывистые слова:

— Глупая девчонка! Какая же ты дурочка у меня! Как тебе могло такое в голову прийти? Надо же до такого додуматься!