Наши в Хогвартсе (продолжение) (СИ)

Северусу очень хотелось отругать её посильнее. Самым мягким выражением, вертевшимся у него на языке, было «идиотка», но он сдерживался изо всех сил. Это же надо было — так его напугать? Его — человека, не боявшегося Волан-де-Морта! Да что там — вообще ничего не боявшегося после того, как ему довелось пережить самый большой страх в своей жизни, как он тогда думал. Да, любовь делает человека уязвимым. Но, драккл подери, теперь он бы ни за что не захотел вернуть ту свою, прежнюю, «неуязвимость». Поэтому, вместо того, чтобы разразиться гневной тирадой, Северус закрыл кран и, отстранившись от Эйлин, призвал с вешалки пушистое банное полотенце. Укутав им жену, он недовольно проворчал:

— Полюбуйся, на что я теперь похож из-за твоих глупостей?

Эйлин окинула его виноватым взглядом. Волосы Северуса тонкими прядями прилипли к лицу. Вода с них стекала на промокший насквозь сюртук, а с него — на не менее вымокшие брюки. «Хорошо, что он всё-таки сбросил ботинки, залезая в ванну», — подумала Эйлин. Ей, совершенно некстати, вспомнилось, как Ипполит из «Иронии судьбы», сидя на краю ванной в мокром пальто и шарфе, выливал воду из ботинок, отчего она фыркнула, совершенно неожиданно для себя самой.

— Ей ещё и смешно! — непонятно, было ли возмущение Северуса искренним или притворным. Как бы там ни было, на Эйлин эта фраза произвела совершенно неожиданное действие. Она вдруг действительно расхохоталась, легко и беззаботно. С каждой минутой она смеялась всё громче и заразительней, но это явно не было истерикой. Северус понимал, что, скорее всего, это её реакция на облегчение, которое она только что испытала так же, как и он сам. А Эйлин хохотала, сложившись пополам и держась за живот, хохотала, усевшись на край ванны, не в силах удержаться на ногах, пока он пытался извлечь из промокшего кармана волшебную палочку и, когда, наконец, достав её, сушил на себе одежду с помощью Осушающих Чар. Отсмеявшись, наконец, она смотрела, как он вылезает из ванны, досушивает на себе носки и надевает ботинки. Взгляд её был тёплым, немного дурашливым и полным нежности и благодарности. Обувшись, Северус подхватил на руки завёрнутую в полотенце Эйлин и бережно отнёс её в спальню. Уложив её на кровать, он сел рядом и с помощью Акцио призвал баночку с мазью на основе Укрепляющего раствора. Вопросительно взглянув на Эйлин и получив разрешающий кивок, Северус бережно раскрыл полотенце, в которое она была укутана, зачерпнул кончиками пальцев мазь и стал осторожно накладывать её на нежную кожу живота, почти в кровь растёртую мочалкой. Он, не отрываясь, следил за выражением лица жены — вдруг его прикосновения всё же неприятны ей, несмотря на все её уверения?

Но Эйлин лежала, закрыв глаза с выражением полного и абсолютного блаженства на лице. Иногда она вздрагивала и тихонько хихикала, когда пальцы Северуса касались особо нежной кожи в низу её живота.

— Что с вами, миссис Снейп? — Северус изображал суровость, приподнимая бровь и глядя на жену шутливо-осуждающим взглядом.

— Щекотно, — ёрзала она у него под рукой.

— Потерпите, больная, — тон Северуса был отстранённо-холодным. Казалось, он и впрямь вошёл в роль строгого целителя. — Не мешайте проводить процедуру.

Эйлин прыскала, а Северус продолжал осторожно поглаживать её кожу даже тогда, когда все потёртости на её теле уже были смазаны. Вскоре на помощь его рукам пришли губы. Он целовал и гладил лежащее перед ним тело жены, такое доверчиво-открытое и жаждущее его ласки. Его прикосновения лучше воды и мыла снимали, счищали с него воспоминания о чужих мерзких алчных руках, о пережитом ужасе и отвращении, об удушающе-сальном налёте похоти, словно грязной плёнкой облепившем её и вызывающим чувство нечистоты и гадливости к себе. Прикосновения его рук и губ лучше любых слов доказывали ей, что она по-прежнему любима и желанна и, главное — что она чиста в его глазах. И Эйлин растворялась в этих прикосновениях и ласках, исцеляющих лучше всяких зелий и заклинаний. В эту ночь Северус превзошёл сам себя. Для него и Эйлин эта ночь стала ночью всепоглощающей, ничем не замутнённой нежности, мистерией ласк и прикосновений, доведших Эйлин до оргазма без непосредственного полового контакта. Доведя жену до высшей точки одними лишь ласками, Северус почувствовал себя по-настоящему счастливым — раз ему это удалось, можно считать Эйлин полностью исцелённой. Это означало, что его прикосновения победили воспоминания о тех чужих страшных руках, которые обшаривали её тело и о похотливых глазах, насиловавших её взглядами. На сегодня ему вполне хватило бы осознания этого факта, однако Эйлин не могла допустить, чтобы, подарив ей такую феерию ощущений, её муж остался без физического удовлетворения. Её губы сполна вознаградили его, доведя до высшей точки, после чего супруги уснули, крепко обнявшись и прижимаясь друг к другу так, словно боялись во сне потерять друг друга.