Наши за границей

Французскій городовой въ синей пелеринк кэпи, съ закрученными усами и съ клинистой бородкой махнулъ по направленію къ стоящимъ къ шеренгу извозчикамъ. Отъ шеренги отдлилась маленькая карета съ сидящимъ на козлахъ краснорожимъ, гладко-бритымъ, жирнымъ извозчикомъ въ блой лакированной шляп-цилиндр, и подъхала къ супругамъ. Багажъ уложенъ на крышу каретки, блузнику вручена цлая стопка французскихъ пятаковъ, какъ называлъ Николай Ивановичъ мдныя десятисантимныя монеты, и супруги сли въ каретку, заслонившись подушками. Извозчикъ обернулся и спросилъ, куда хать.

— Готель какой-нибудь. Данъ готель… — сказала Глафира Семеновна.

— Quel h^otel, madame?

— Ахъ ты, Боже мой! Да я не знаю — кель. Же не се па. Николай Иванычъ, кель?

— Да почемъ-же я-то знаю!

— Все равно, коше. Се тегаль, кель. Онъ готель, намъ нужно шамбръ… шамбръ и де ли…

— Je comprends, madame. Mais quel quartier d'esirez-vous?

— Глаша! Что онъ говоритъ?

— Ршительно не понимаю. Онъ шамбръ данъ готель. Ну вояжеръ, ну де Рюсси…

Стоящій тутъ-же городовой сказалъ что-то извозчику. Тотъ покачалъ головой и похалъ легкой трусцой, помахивая бичомъ не на лошадь, а на подскакивающихъ къ окнамъ кареты мальчишекъ-блузниковъ съ какими-то объявленіями, съ букетами цвтовъ. Минутъ черезъ десять онъ остановился около подъзда и крикнулъ:

— Voyons!..

Выскочилъ лакей съ капулемъ на лбу, въ черной куртк и передник чуть не до земли.

— Une chambre pour les voyageurs! — сказалъ извозчикъ лакею.

Тотъ отрицательно покачалъ головой и отвчалъ, что все занято.

— Онъ шамбръ авекъ де ли… — сказала Глафира Семеновна лакею.

— Point, madame… — развелъ тотъ руками. Извозчикъ потащился дале. Во второй гостинниц тотъ-же отвтъ, въ третьей то-же самое, въ четвертой даже и не разговаривали. Выглянувшій на подъздъ портье прямо махнулъ рукой, увидавъ подъхавшую съ багажемъ на крышк карету. Супруги уже странствовали боле получаса.

— Нигд нтъ комнаты! Что намъ длать? — спросилъ жену Николай Ивановичъ.

— Нужно искать. Нельзя-же намъ жить въ карет.

Извозчикъ обернулся на козлахъ, заглянулъ въ переднее стекло кареты и что-то бормоталъ.

— Алле, алле… — махала ему Глафира Cеменовна. — Онъ шамбръ… Ну не пувонъ санъ шамбръ… Надо шерше анкоръ отель.

Въ пятой гостинниц опять то-же самое. Портье выглянулъ и молча махнулъ рукой.

— Что за незадача! — воскликнулъ Николай Ивановичъ. — Глаша! Вдь просто хоть караулъ кричи. Ну, Парижъ! Попробую-ка я на чай дать, авось и комната найдется. Мусье! Мусье! — махнулъ онъ торчащей въ стекл двери фигур портье и показалъ полуфранковую монету. Тотъ отворилъ дверь.

— Вотъ на чай… Прене… — протянулъ Николай Ивановичъ портье монету.

— Се пуръ буаръ… — поправила мужа Глафира Семеновна. — Прене и доне ну зенъ шамбръ.

— Nous n'avons point, madame… — отвчалъ портье, но деньги все-таки взялъ.

— Же компранъ, же компранъ. А гд есть шамбръ? У шерше?

Портье сталъ говорить что-то извозчику и показывалъ руками. Снова похали.

— Великое дло даваніе на чай! — воскликнулъ Николай Ивановичъ. — Оно развязываетъ языки… И помяни мое слово — сейчасъ комната найдется.

Извозчикъ сдлалъ нсколько поворотовъ изъ одной улицы въ другую, въхали въ какой-то мрачный переулокъ съ грязненькими лавочками въ громадныхъ срыхъ шестиэтажныхъ домахъ, упирающихся крышами въ небо, и остановились около неказистаго подъзда. Извозчикъ слзъ съ козелъ, направился въ подъздъ и вышелъ оттуда съ худенькой старушкой въ бломъ чепц.

— Онъ шамбръ авекъ де ли… — обратилась къ ней Глафира Семеновна.

— Ah, oui, madame… Ayez la bont'e de voir seulement, — отвчала старушка и отворила дверцу кареты.

— Есть комната! — воскликнулъ Николай Ивановичъ. — Ну, что я говорилъ!

Супруги вышли изъ кареты и направились въ подъздъ.

ХXIV

Въ подъзд на площадк висли карты съ расклеенными афишами цирка, театровъ, о «Petit Journal». Пахло чмъ-то жаренымъ. Налво отъ площадки была видна маленькая комната. Тамъ за конторкой стоялъ старикъ въ сромъ потертомъ пиджак, съ срой щетиной на голов, въ серебряныхъ круглыхъ очкахъ и въ вышитыхъ гарусомъ туфляхъ. Старушка въ бломъ чепц предложила супругамъ подняться по деревянной, узкой, чуть не винтовой лстниц.

— Кель этажъ? — спросила ее Глафира Семеновна.

— Troisi`eme, madame, — отвчала старушка и бойко пошла впередъ.

— Въ третьемъ этаж? — переспросилъ Николай Ивановичъ жену.

— Въ третьемъ. Что-жъ, это не очень высоко.

— Разъ этажъ, два этажъ, три этажъ, четыре этажъ, — считалъ Николай Ивановичъ и воскликнулъ:- Позвольте, мадамъ! Да ужъ это въ четвертомъ. Зачмъ-же говорить, что въ третьемъ! Глаша, скажи ей… Куда-же она насъ ведетъ?

— Ну заве ли — труазьемъ… — начала Глафира Семеновна, еле переводя духъ. — А вдь это…

— Oui, oui, madame, le troisi`eme… Encore un peu plus haut.

— Еще выше? Фу, ты пропасть! Да она насъ на каланчу ведетъ. Вдь это ужъ пятый!.. Глаша. — Сянкъ, мадамъ, сянкъ… — старалась пояснить старушк Глафира Семеновна.

— Mais, non, madame, c'est le troisi`eme….- стояла на своемъ старуха и ввела въ корридоръ. — Фу, чортъ! Да неужто мы этажей считать не умемъ?! Пятый… Скажи ей, Глаша, что пятый.