Наши за границей

— А вотъ какая. Не хотятъ-ли они отжилить нашъ багажъ, наши вещи? Мы уйдемъ изъ номера, вещи наши оставимъ, вернемся, а они намъ скажутъ: да вы у насъ въ гостинниц не прописаны, стало быть, вовсе и не останавливались, и никакихъ вашихъ вещей у насъ нтъ.

— Да что ты! Выдумаешь тоже…

— Отчего-же они паспортъ не взяли въ прописку? Паспортъ въ гостинницахъ прежде всего. Нтъ, я внизу во что-бы ни стало всучу его хозяйк. Паспортъ прописанъ, такъ всякому спокойне. И сейчасъ и въ полицію жаловаться можешь, и всякая штука…

Глафира Семеновна, между тмъ, напилась уже кофею и переодвалась.

— Ты смотри, Глаша, все самое лучшее на себя надвай, — говорилъ Николай Ивановичъ жен. — Здсь, братъ, Парижъ, здсь первыя модницы, первыя франтихи, отсюда моды-то къ намъ идутъ, такъ ужъ надо не ударить въ грязь лицомъ. А то что за радость, за кухарку какую-нибудь примутъ! Паспорта нашего не взяли, стало быть, не знаютъ, что мы купцы. Да здсь, я думаю, и кухарки-то по послдней мод одты ходятъ.

— Да вдь мы на выставку сейчасъ подемъ… Вотъ ежели-бы въ театръ… — пробовала возразить Глафира Семеновна.

— Такъ на выставк-то, по всмъ вроятіямъ, вс какъ разряжены! Вдь выставка, а ни что другое. Нтъ, ужъ ты новое шелковое платье наднь, бархатное пальто, визитную шляпку и брилліантовую брошку и брилліантовыя браслетки.

— Зачмъ-же это?

— Надвай, теб говорятъ, а то за кухарку примутъ. Въ модный городъ, откуда всякіе наряды идутъ, пріхали, да вдругъ въ тряпки одться! Все лучшее наднь. А главное, брилліанты. Да и спокойне оно будетъ, ежели брилліанты-то на себ. А то вонъ видишь, паспорта даже въ прописку не взяли, такъ какъ тутъ брилліанты-то въ номер оставлять! У тебя брилліантовъ съ собой больше чмъ на четыре тысячи.

— Вотъ разв только изъ-за этого…

— Надвай, надвай… Я дло говорю.

Черезъ четверть часа Глафира Семеновна одлась.

— Ну, вотъ такъ хорошо. Теперь никто не скажетъ, что кухарка, — сказалъ Николай Ивановичъ. — Вотъ и я брилліантовый перстень на палецъ надну. Совсмъ готова?

— Совсмъ. На выставку подемъ?

— Конечно-же, прямо на выставку. Какъ выставка-то по-французски? Какъ извозчика-то нанимать?

— Алекспозиціовъ.

— Алекспозиціонъ, алекспозиціонъ… Ну, тронемся…

Николай Ивановичъ и Глафира Семеновна сошли съ лстницы. Внизу Николай Ивановичъ опять всячески старался всучить свой паспортъ въ прописку, обращаясь уже на этотъ разъ къ хозяину и хозяйк гостинницы, но т также наотрзъ отказались взять:- «се n'est pas n'ecessaire, monsieur».

— Нтъ, ужъ ты что ни говори, а тутъ какая-нибудь штука да есть, что они паспорта отъ насъ не берутъ! — сказалъ Николай Ивановичъ жен, выходя изъ подъзда на улицу, и прибавилъ:- Нужно держать ухо востро.

XXVI

— Батюшки! Да тутъ и извозчиковъ нтъ. Вотъ въ какую улицу мы захали, — сказалъ Николай Ивановичъ жен, когда они вшли изъ подъзда гостинницы. — Какъ теперь выставку-то попасть?

— Языкъ до Кіева доведетъ, — отвчала храбро Глафира Семеновна.

— Ты по-французски-то тоже одни комнатныя слова знаешь, или и другія?

— По-французски я и другія слова знаю.

— Да знаешь-ли уличныя-то слова? Вотъ мы теперь на улиц, такъ вдь уличныя слова понадобятся.

— Еще-бы не знать! По-французски насъ настоящая француженка учила.

Николай Ивановичъ остановился и сказалъ:

— Послушай Глаша, можетъ быть, мы на выставку-то вовсе не въ ту сторону идемъ. Мы вышли направо изъ подъзда, а, можетъ быть, надо налво.

— Да вдь мы только до извозчика идемъ, а ужъ тотъ довезетъ.

— Все-таки лучше спросить. Вонъ надъ лавкой красная желзная перчатка виситъ, и у дверей, должно быть, хозяинъ-перчаточникъ съ трубкой въ зубахъ стоитъ — его и спроси.

Напротивъ черезъ узенькую улицу, около дверей въ невзрачную перчаточную лавку, стоялъ въ одной жилетк, въ гарусныхъ туфляхъ и въ синей ермолк съ кисточкой пожилой человкъ съ усами и бакенбардами и курилъ трубку. Супруги перешли улицу и подошли къ нему.

— Пардонъ, монсье… — обратилась къ немъ Глафира Семеновна. — Алекспозисіонъ — а друа у а гошъ?

Французъ очень любезно сталъ объяснять дорогу, сопровождая свои объясненія жестами. Оказалось, что супруги не въ ту сторону шли, и пришлось обернуться назадъ. Вышли на перекрестокъ улицъ и опять остановились.

— Кажется, что перчаточникъ сказалъ, что направо, — пробормотала Глафира Семеновна.

— Богъ его вдаетъ. Я ничего не понялъ. Стрекоталъ, какъ сорока, — отвчалъ мужъ. — Спроси.

На углу была посудная лавка. Въ окнахъ виднлись стеклянные стаканы, рюмки. На стул около лавки сидла старуха въ красномъ шерстяномъ чепц и вязала чулокъ. Опять разспросы. Старуха показала налво и прибавила:

— C'est bien loin d'ici, madame. Il faut prendre l'omnibus [8]…

Взяли налво, прошли улицу и очутились опять на перекрестк другой улицы. Эта улица была уже многолюдная; сновало множество народа, хали экипажи, ломовыя телги, запряженныя парой, тащились громадные омнибусы, переполненные пестрой публикой, хлопали, какъ хлопушки, бичи кучеровъ. Магазины уже блистали большими зеркальными стеклами.