Наши за границей

А поздъ такъ и мчался во мгл непроглядной ночи.

XXII

Не взирая, однако, на тревожное состояніе Николая Ивановича и Глафиры Семеновны, сонъ сдлалъ свое дло и они задремали на нсколько времени, хотя и дали себ слово не спать. Первой проснулась Глафира Семеновна и даже испугалась, что спала. Она проснулась отъ остановки позда на станціи. Стучали молотками, пробуя колеса, перекликались рабочіе, и ужъ перекликались на французскомъ язык, какъ показалось Глафир Семеновн. Она открыла окно и стала прислушиваться — да, французскій языкъ. Нмецкаго говора не слыхать, онъ исчезъ; исчезли откормленныя лоснящіяся физіономіи нмецкихъ желзнодорожныхъ служащихъ, исчезли нмецкія фуражки и замнились французскими кэпи, появились французскія бородки на тощихъ лицахъ и на станціонномъ зданіи красовались уже французскія надписи. Первымъ, что бросилось Глафир Семеновн въ глаза, была надпись: «buvette».

— Николай Иванычъ, французскій языкъ! Пріхали, во французскую землю пріхали! — радостно бросилась она къ мужу.

Николай Ивановичъ спалъ, прислонившись къ уголку и держа руку на револьвер, который лежалъ у него на колняхъ. Жен нужно было потрясти его за плечо, чтобы онъ проснулся. Онъ открылъ глаза, быстро вскочилъ на ноги и, уронивъ на полъ револьверъ, испуганно спрашивалъ:

— Опять разбойникъ? Гд онъ?

— Какой разбойникъ! Мы пріхали во Францію. Французскій языкъ… Можетъ быть это ужъ даже Парижъ.

— Не можетъ быть! Тогда надо спросить. Что-жъ, ты! Спрашивай… Хвастайся французскимъ языкомъ

Глафира Семеновна высунулась изъ окна и крикнула проходившей французской бородк:

— Мосье… Кель статіонъ? Пари? Эсе Пари?

— Oh, non, madame. Paris est encore loin. А Paris nous serons le matin, — послышался учтивый отвтъ.

— Что онъ говоритъ? — освдомился Николай Ивановичъ.

— Нтъ, нтъ, не Парижъ. Въ Парижъ мы прідемъ еще утромъ.

— Однако, ты все понимаешь.

— Еще-бы! По-французски я сколько угодно. У насъ въ пансіон француженка была настоящая, — похвасталась Глафира Семеновна. — Вотъ написано — пуръ ле дамъ; вонъ — пуръ ле месье… Вонъ — бюветъ. Тутъ можно выпить желающимъ.

— Такъ я, Глаша, съ удовольствіемъ-бы выпилъ. Спроси, сколько минутъ стоимъ.

— Нтъ, нтъ. А на кого ты меня оставишь? Я боюсь. А вдругъ опять разбойникъ?

— Да разбойникъ, должно быть, въ нмецкой земл остался. Неужели-же его черезъ границу пропустили? Наконецъ, ты можешь со мной вмст выйти.

— Кондюктеръ! — опять закричала Глафира Семеновна. — Комбьенъ минютъ иси?

— Seulement deux minutes `a pr'esent, madame. Il vous reste deux minutes.

— Me ну вулонъ буаръ…

— Да, буаръ… Буаръ венъ ружъ, а то такъ бьеръ, — прибавилъ Николай Ивановичъ и тутъ-же похвастался передъ женой: — вс хмельныя слова я отлично знаю.

Кондукторъ протянулъ руку и сказалъ:

— Vous voulez prendre du vin rouge? Donnezmoi de l'argent, monsieur. Je vous apporterai tout de suite.

— Что онъ говоритъ, Глаша?

— Самъ принести хочетъ намъ вина. Комбьянъ пуръ бутель?

— Deux francs. D'ep^echez-vous, madame, d'ep^echez-vous [6].

— Какъ, тоже депешу надо? — спросилъ Николай Ивановичъ.- B здсь по телеграфной депеш?

— Да нтъ-же, нтъ. Давай ему скорй денегъ. Давай два французскихъ серебряныхъ четвертака. Скорй, скорй.

— Вотъ! — и Николай Ивановичъ, сунувъ кондуктору деньги, прибавилъ:- Тутъ труа четвертакъ. Пусть на труа франкъ. А я думалъ, что и здсь, какъ въ Нметчин, все надо по телеграфу, когда кондукторъ упомянулъ про депешу-то, — отнесся онъ къ жен по уход кондуктора.

— Да нтъ, нтъ. Онъ не про депешу упомянулъ, а сказалъ — депеше ну, то-есть поторопитесь. Здсь французская земля, здсь этого нтъ.

— Ну, то-то. А то удивительно странно показалось. Думаю: тамъ только обды по телеграфическимъ депешамъ, а здсь ужъ и выпивка. Нтъ, какова учтивость у французовъ! Только заикнулись насчетъ выпивки — сейчасъ: пожалуйте, я вамъ принесу.

— Еще-бы… Французы удивительно учтивый народъ. Разв можно ихъ сравнить съ нмцами.

— Я, Глаша, страсть какъ радъ, что мы попали во французскую землю.

— А я-то какъ рада!

Поздъ однако не стоялъ и двухъ минутъ, и тронулся, минуя станціонныя освщенныя вывски — Глаша! А выпивка-то? Гд-же венъ ружъ-то? Надулъ кондукторъ… Вотъ теб и французская учтивость! — воскликнулъ Николай Ивановичъ, но въ это время дверь купэ отворилась и въ купэ влзъ кондукторъ, держащій въ рук бутылку вина, горлышко которой было прикрыто стаканомъ.

— Voyons, monsieur… Servez-vous… — протянулъ онъ Николаю Ивановичу бутылку.

— Вотъ за это, мусье, спасибо, вотъ за это мерси. Гранъ мерси, рюссъ мерси! — заговорилъ Николай Ивановичъ, принимая бутылку.

— Monsieur est un Russe? — спросилъ французъ и прибавилъ:- Oh, nous aimons la Russie et les Russes. Vivent les Russes!

Отъ него такъ и пахнуло виномъ. Очевидно, онъ и самъ сейчасъ только выпилъ, да и раньше не отказывался отъ вина. Николай Ивановичъ замтилъ это и сказалъ жен:

— Парень-то, кажется, изрядно хвативши?

— Ничего. Французы и пьяные любезны. Это совсмъ особый народъ.

— Vos billets, monsieur… — между тмъ сказалъ кондукторъ.

— Билеты требуетъ, — пояснила Глафира Семеновна.