Наши за границей

— L'isba russe! Madame, est-ce que vous avez vu l'isba russe?

— Батюшки! въ самомъ дл, русская изба, — проговорила Глафира Семеновна. — Николай Иванычъ, видишь русскую избу? Надо зайти.

— Еще-бы… Здсь наврное и наши русопяты есть. Мусье, держи направо къ изб.

— А друатъ, а друатъ… — командовала Глафира Семеновна.

Катальщикъ подкатилъ кресло къ маленькому деревянному зданію съ ажурными украшеніями, изображающему изъ себя что-то въ род избы. Около зданія была даже скворечница на шест. Глафира Семеновна быстро соскочила съ кресла и направилась въ дверь. Проскользнулъ за ней и Николай Ивановичъ. Тотчасъ противъ двери стоялъ прилавокъ и за нимъ помщались дв двушки въ платьяхъ, напоминающихъ сарафаны, съ заплетенными косами, въ повязкахъ въ род кокошниковъ, съ пестрыми бусами на шеяхъ. Двушки продавали точеныя изъ дерева игрушки, изображающія лошадокъ, козловъ, мужиковъ, медвдей. На прилавк лежали также монастырскія четки съ крестиками, деревянныя ложки съ благословляющей рукой на конц черенка. За прилавкомъ на полк виднлся тульскій самоваръ, очень плохой ларецъ съ фольговыми украшеніями, обитый по краямъ жестью, и нсколько красныхъ лукошекъ новгородской работы. Надъ полкой было повшено полотенце съ вышитыми красной бумагой птухами на концахъ, а въ углу помщался образъ темнаго письма съ серебрянымъ внчикомъ, вставленный въ кіоту.

— Ну, вотъ, наконецъ-то и наши православные! сейчасъ потолкуемъ по-русски посл долгаго говнья, — заговорилъ Николай Ивановичъ, подходя къ одной изъ двушекъ въ сарафан. — Здорово, Землячка. Питерская, что-ли, или изъ Москвы? — спросилъ онъ.

Двушка посмотрла на него упорнымъ взглядомъ, покачала головой и отвчала:

— Je ne comprends pas, monsieur…

— Какъ?! Русская двица и по-русски не говоритъ!

Двушка смотрла и улыбалась.

— Да неужто въ самомъ дл не говорите или притворяетесь? Притворяетесь, притворяетесь, продолжалъ Николай Ивановичъ.

— Переодтая француженка — вотъ и все. Теперь я даже по физіомордіи вижу, что француженка, — сказала Глафира Семеновна.

— Ахъ, шутъ ихъ возьми! избу русскую выстроили, а не могли русскихъ двокъ привезти! Да неужто-же, мамзель, вы такъ-таки ни одного слова по-русски?

— На зюнь сель мо ля рюссъ? — перевела двушк Глафира Семеновна.

— Samowar… Kabak… Kosuchka… Tchai… Vodka… Lubli stalovatza… — послышалось въ отвтъ.

— Довольно, довольно… — замахалъ руками Николай Ивановичъ.

— Achetez quelque chose, monsieur!.. Vous aurez le souvenir d'isba russe… — предлагала двушка игрушки.

— Брысь! И говорить съ тобой не желаю посл этого.

Николай Ивановичъ подошелъ къ другой двушк въ сарафан.

— Тоже франсе? Или, можетъ статься, на грхъ еще, нмка? — задалъ онъ вопросъ.

— Nous ne sommes des russes, monsieur. Nous sommes de Paris…

— Тьфу ты пропасть!

— Voilа le russe… Voilа qui parle russe… [18] — указала двушка на токарный станокъ, за которымъ сидлъ молодой парень въ красной кашемировой рубах и лакированныхъ сапогахъ съ наборомъ и что-то мастерилъ.

Парень улыбался. Николай Ивановичъ подошелъ къ нему.

— Русскій, землякъ?

— Точно такъ-съ, — отвчалъ тотъ по-русски. — Изъ Сергіевскаго посада, изъ-подъ Москвы.

— Руку! Глаша! Русскій… Нашъ русопятъ. Протягивай ему руку… Не слыхали вдь мы еще въ Париж русскаго-то языка… И ругаться умешь?

— Еще-бы… — опять улыбнулся парень.

— Николай Иванычъ… — остановила мужа Глафира Семеновна.

— Что Николай Иванычъ! Вдь я не заставляю ругаться, а только спрашиваю — уметъ-ли, потому откровенно говоря, посл этихъ двокъ, мн и насчетъ его-то сумнительно, чтобъ онъ русскій былъ

— Русскій, русскій, господинъ.

— Отчего-же вы русскихъ-то бабъ или двокъ не захватили?

— Да вдь возня съ ними. Тутъ въ русскомъ отдл была привезена одна — ну, сбжала.

— Куда? съ кмъ?

— Да тоже съ русскимъ. Купецъ, говорятъ, какой-то. На Тирольскія горы повезъ, что-ли. Самъ похалъ печенку лчить, и она съ нимъ. Въ начал лта это еще было.

— Нравится-ли Парижъ-то?

— Пища плоха, господинъ. Щей нтъ, а супы ихніе жидкіе до смерти надоли. Водочки нтъ.

— Да, братъ, насчетъ водки срамъ. Я самъ затосковалъ. Венъ ружъ пьешь, что-ли?

— Потребляемъ малость. Ну, коньякъ есть. А только это не та музыка.

— Пойдемъ, выпьемъ коньяку, землякъ…

— Нтъ, нтъ… — запротестовала Глафира Семеновна, — какая тутъ выпивка! Пойдемъ дикихъ смотрть. Вдь мы на дикихъ отправились смотрть.

— Да нельзя-же, Глаша, съ землякомъ не выпить! Вдь настоящій русскій человкъ.

— Въ другой разъ выпьешь. Вдь еще не завтра изъ Парижа узжаемъ. Пойдемъ, Николай Иванычъ.

— Да вдь мы только по одной собачк…

— Нтъ, нтъ… Прошлый разъ ужъ мн надоло съ тобой съ пьянымъ-то возиться.

— Э-эхъ! — крякнулъ Николай Ивановичъ. — Правду ты, землякъ, говоришь, что съ бабами здсь возня. Ну, до свиданія. Мы еще зайдемъ.

— Счастливо оставаться, ваша милость.

Николай Ивановичъ протянулъ руку парню и, переругиваясь съ женой, вышелъ изъ избы. Катальщикъ повезъ Глафиру Семеновну дальше.