Наши за границей

Позавтракать супругам удалось на этот раз довольно плотно. Они нашли на выставке ресторан, где на зеркальных стеклах было написано золотыми буквами: «Déjeuner 4 frc».

Глафира Семеновна прочитала надпись и тотчас же сообщила мужу:

– Вот завтрак за четыре франка.

– Четыре четвертака по тридцать восемь копеек… Ведь это, матушка, по курсу‑то рубль и пятьдесят две… – рассчитывал Николай Иванович и прибавил: – Ну да зайдем.

Они зашли. Поданы были: редиска с маслом, рыба под белым соусом, телячья голова с черносливом, зеленый горошек, пулярка с салатом ромен, виноград с грушами, сыр и кофе. Ко всему этому было прибавлено два маленьких графинчика красного вина. Над рыбой Глафира Семеновна несколько призадумалась: есть ли ее или нет… «А вдруг вместо рыбы‑то лягушка?» – мелькнуло у нее в голове. Она расковыряла рыбу вилкой, осмотрела ее со всех сторон и, после тщательного исследования, не найдя ножек, стала кушать. Такой же осмотр был произведен и над телячьей головой.

– Я знаю, что это телячья голова, потому в карте написано «тет де во», но ведь вместо головы‑то можно бог знает что подсунуть, – говорила Глафира Семеновна мужу.

– Очень просто, – отвечал Николай Иванович. – Был у нас раз обед парадный в Петербурге. Славянских братьев как‑то мы кормили во французском ресторане. Подали суп. Вижу, в супе плавает кусочек студня из телячьей головы, – я и съел. Ничего, вкусно, только перчило очень. А рядом со мной сидел Иван Иваныч Анчевский. На еду он первая пройдоха. Только для того и по Европе ездил, чтобы разные разности жрать. Крокодилов маринованных едал, не только что лягушек; суп из змеиных яиц трескал.

– Не говори, не говори! – замахала Глафира Семеновна и сморщилась.

– Да ведь от слова ничего не сделается. Ну, так вот Иван Иваныч увидал, что я кусок из супа съел, да и говорит: «Понравилась ли вам черепаха? Не правда ли, какая прелесть!» Я так и рот разинул. Слюна начала у меня бить. Замутило. Однако удержался. Надо цивилизацию поддержать. «Ничего, – говорю, – аппетитно». А какое аппетитно! У самого даже глаза начало косить…

– В таком разе лучше не есть голову, – отвечала Глафира Семеновна и отодвинула от себя тарелку.

Николай Иванович ел и говорил:

– Голова, положительно телячья голова. Вот у меня даже кусок уха попался.

– Да ведь ухо‑то и у черепахи есть.

– Нет, нет. Черепаха без ушей. У нас в рыночном трактире стеклянный садок для рыбы есть, и горка из камней посредине, а на горке черепаха в камнях живет, так та совсем без ушей, – рассказывал жене Николай Иванович и прибавил: – Этот Иван Иваныч Анчевский, Глаша, удивительный человек. Он из моряков, в кругосветном плавании был и чего‑чего только не ел! Тюленью печенку ел, китовые мозги, слоновую ногу.

– Брось, тебе говорят. Противно.

Горошек и пулярку с салатом Глафира Семеновна уже ела без исследования.

Когда завтрак был кончен, Николай Иванович сказал, рассчитываясь:

– Дорого взяли, да зато уж хоть по‑московски сытно накормили, – и за то спасибо.

Они вышли из ресторана. Мимо них шли катальщики кресел в серых нанковых блузах и в синих кепи с красным кантом, везя перед собой кресла.

– Не хочешь ли на французе покататься? – предложил жене Николай Иванович, кивая на кресло.

– Действительно, было бы хорошо, потому я страсть как устала, но уж очень стыдно, – отвечала Глафира Семеновна. – Вдруг человек на человеке…

– Ты дама, а не человек. Мужчине это точно что стыдно. Эй, лом! – крикнул Николай Иванович катальщику. – Или как тебя? Гарсон! Нет, не гарсон. Как катальщик‑то, Глаша, по‑французски?

– Да разве можно все французские слова знать?! Ведь я не француженка. Помани его – он и остановится.

– Эй, эй! Лошадь на двух ногах! Шевалье! – махал зонтиком Николай Иванович.

Катальщик направил к нему свое кресло.

– На шеваль‑то откликнулся. Верно, их здесь шевалью зовут, – улыбнулся Николай Иванович и, указав на Глафиру Семеновну, прибавил: – Пур ля дам. Комбьян?

– Oh, monsieur, jai sais, que madame sera aimable, – отвечал катальщик.

– Сколько? Глаша! Сколько он сказал?

– Да он ничего не сказал.

– Не торговавшись все‑таки нельзя. Бог знает сколько слупит. Ну, на эн франк мадам покататься? Согласен? Эн франк… – показывал Николай Иванович катальщику один палец.

– Oui, oui monsieur… je comprends… Prenez place, madame, s’il vous plait.

Глафира Семеновна села в катальное кресло. Катальщик встал сзади кресла и спрашивал, куда ехать.

– Куда, Николай Иванович? – обратилась она к мужу.

– Почем же я‑то знаю! Куда глаза глядят, туда пускай и едет.

– Прямо, прямо. Ту друа… – скомандовала Глафира Семеновна.

Катальщик покатил кресло. Николай Иванович шел рядом и говорил жене: