Наши за границей

– Да отчего же? Ослы ведь бегут тихо. Они не то что лошади. Да кроме того, их под уздцы ослиные извозчики ведут. Опасности, ей‑ей, никакой.

– Боюсь, боюсь.

– Бояться, душечка, тут нечего. Ты видела, когда давеча англичанка ехала? Самым спокойным манером. Да еще какая англичанка‑то! Восьмипудовая и вот с каким брюхом!.. Доехали бы до выхода, а там взяли бы колясочку и велели бы извозчику везти нас в самый лучший ресторан. Чего тут?.. А вечером в театр.

– Да, право, Николай Иваныч, я верхом никогда не езжала.

– Да ведь это осел, а не лошадь, – уговаривал Николай Иванович жену. – Вон даже маленькие девочки ездят. Ну, смотри, как маленькая девочка хорошо едет, – указал он на нарядно одетую всадницу лет двенадцати, в коротеньком платьице и черных чулках. – А завтра на выставку уж не поехали бы, а отправились бы по магазинам покупать для тебя парижские наряды. Как магазин‑то хороший называется, который тебе рекомендовали?

– Магазин «Де Лувр».

– Ну вот, вот… А только сейчас уж проедемся на ослах. Пожалуйста, проедемся. Знаешь, для чего я прошу? Мне хочется похвастаться перед Скалкиными. Сегодня вечером и написал бы им письмо, что ездили мы на ослах с диким арабским проводником, который пел арабские песни, что осел взбесился, закусил удила и помчался прямо по направлению к бушующей реке, – еще момент, и ты бы погибла в волнах, но я бросился за тобой и на краю пропасти остановил рассвирепевшего осла…

– Схватив его за хвост? – перебила мужа Глафира Семеновна.

– Зачем же за хвост? Схватил его под уздцы. С опасностью для своей жизни схватил под уздцы.

– Ах, Николай Иваныч, как ты любишь врать! И что это у тебя за манера!

– Не врать, душечка, а просто это для прикраски.

– Да, пожалуй, поедем. А только ведь никакого удовольствия.

– Ну как никакого! Эй, ослятник! Балахонник! – крикнул Николай Иванович приютившегося около стены погонщика с ослом, но тот не понял зова и не пошевельнулся.

– Постой, постой, – остановила Глафира Семеновна мужа. – Право, я боюсь ехать, – сказала она. – То есть боюсь не осла, а черномазого ослятника. Ну вдруг он начнет хвататься? Уж ежели давеча меня один схватил, когда я и на осла‑то не садилась… Ужасные они нахалы.

– А зонтик‑то у меня на что? Зонтик об него обломаю, ежели что… Да, наконец, и городовой, и публика. Эй, ослятник! Осел! – опять крикнул Николай Иванович и спросил жену: – Как осел по‑французски?

– Лань.

– Ах, так осел‑то по‑французски ланью называется! А по‑нашему лань совсем другой зверь. Эй, лань! Иси… Ланщик! Подавай!

Балахонник, заметив, что его машут, тотчас же подтащил осла к супругам и оскалил зубы.

– К выходу! К воротам, где ля порт, – сказал Николай Иванович. – Да вот что. Махни‑ка второго осла. Эн лань пур ма фам и эн лань пур муа. Глаша! Да переведи же.

– Де лань. Иль фо ну де лань!.. – перевела Глафира Семеновна и показала балахоннику два пальца.

Тот тотчас пронзительно свистнул, положив два пальца себе в рот, и замахал руками. Откуда‑то из‑за угла показался еще балахонник с ослом и подвел его в поводу к нашим героям.

– Садись, Глаша… Давай я тебя подсажу, – сказал Николай Иванович супруге. – Ну, облокотись на меня и влезай.

Николай Иванович наклонился. Глафира Семеновна одной рукой схватилась за седло осла, а другой уперлась в спину Николая Ивановича и занесла ногу в стремя, но вдруг вскрикнула:

– Ай‑ай! Балахонник за ногу… за ногу хватается!

– Ты что, распроканалья, протобестия, свиное ухо эдакое! – накинулся на балахонника Николай Иванович и замахнулся зонтиком. – Ты за ногу… Ты за пье хватил… Ежели ты, арабская твоя образина…

Балахонник сидел, опустившись на корточки, скалил зубы и бормотал что‑то по‑своему, показывая себе на ладонь. Наконец он произнес на ломаном французском языке:

– Мете пье, мадам. Мете пье…

– Ах, он хочет, чтоб я ногу ему на руку поставила! – воскликнула Глафира Семеновна. – Вот он почему меня за ногу хватал. Но все‑таки как же он смеет самовольно за ногу! Посади меня, Николай Иваныч, на осла.

Но прежде чем Николай Иванович бросил свой зонтик и взялся за Глафиру Семеновну, балахонник уже схватил ее в охапку и, как перышко, посадил на осла.

– Стой, стой, мерзавец! – крикнула было Глафира Семеновна, но она уже сидела в седле. Балахонник издал какой‑то гортанный звук и потащил за повод осла.

– Погоди! Погоди! Мы вместе поедем! – восклицал ему вдогонку Николай Иванович, поспешно карабкался на своего осла, обрывался, опять карабкался и, наконец, подсаженный балахонником, уселся и крикнул ему:

– Пошел! Дуй белку в хвост и гриву! Догоняй жену!

Русский любит манже боку

Покатавшись на ослах и рассчитавшись с погонщиками, супруги взяли извозчика. Когда они уселись в коляску, тот обернулся к ним и спросил, куда ехать, повторяя обычное:

– Quelle rue, monsieur? Quelle numéro?

– Да не номера, не в номера… А надо обедать ехать… Дине, – отвечал Николай Иванович.

– Монтре, у он пе тре бьян дине. Me тре бьян, – прибавила Глафира Семеновна.

– Oui, madame, – сказал извозчик и повез по улицам.

Через несколько минут он опять обернулся и проговорил: