Наши за границей. Где апельсины зреют

– Как? Ты хочешь чтобы я даже и в Монте-Карло не попробовала своего счастия? Зачем же тогда было ехать в Ниццу! Ты слышал, что вчера Капитон Васильич сказал? Он сказал, что из-за Монте-Карло-то сюда в Ниццу все аристократы и ездят, потому там в рулетку, ежели только счастие придет, в полчаса можно даже и всю поездку свою окупить. В лошадки и поезда не выиграла, так, может быть, в рулетку выиграю. Нет уж, ты как хочешь, а я в Монте-Карло хоть на золотой, да рискну.

– Ну, это мы еще посмотрим!

– А мы поглядим. Не позволишь мне испытать своего счастья в рулетку, так после этого нет тебе переводчицы! – погрозилась Глафира Семеновна. – Не стану я тебе ничего и переводить по-русски, что говорят французы, не стану говорить по-французски. Понимай и говори сам, как знаешь. Вот тебе за насилие!

Глафира Семеновна выговорила это и слезливо заморгала глазами. Они шли по бульвару среди массы гуляющей публики. Проходящие давно уже обращали внимание на их резкий разговор в возвышенном тоне, а когда Глафира Семеновна поднесла носовой платок к глазам, то некоторые даже останавливались и смотрели им вслед. Конурин заметил это и подоспел на выручку. Он стал стараться переменить разговор.

– Такой уж город паршивый, что в нем на каждом перекрестке игра в игрушки, – начал он. – Взрослые, пожилые люди играют, как малые дети, в лошадки, в поезда забавляются. Подумать-то об этом срам, а забавляются. Да вот хоть бы взять эту цветочную драку, где мы сейчас были… Ведь это тоже детская игра, самая детская. Ну что тут такое цветами швыряться? Однако взрослые, старики даже, забавлялись, да и мы, глядя на них, разъярились.

– Да и как еще разъярились-то! – подхватил Николай Иванович. – Особенно ты. Хоть бы вот взять этого англичанина… Ведь ты ему нос-то в перечницу превратил. А все-таки эту игру я понимаю. Во-первых, тут полировка крови, а во-вторых, без проигрыша. Нет, эту игру хорошо было бы и у нас в Петербурге завести. И публике интерес, и антрепренеру барышисто. За места антрепренер деньги собирает, дает представление, а за игру актерам ни копейки не платит, потому сама же публика и актеры. Правду я, Иван Кондратьич?..

– Еще бы! Огромные барыши можно брать, – отвечал Конурин. – Места из бáрочного леса построил, покрасил их мумией, да и загребай деньги. Об этом даже надо попомнить. Хотя я и по фруктовой части при колониальном магазине, но я с удовольствием бы взялся за такое дело в Петербурге…

– И я тоже. Идет пополам? – воскликнул Николай Иванович. – Такую цветочную драку закатим, что даже небу будет жарко. Цветов у нас в Петербурге мало – березовые веники в ход пустим. Прелесть что за цветочный праздник выйдет.

– Так вам сейчас в Петербурге и дозволили это устроить! – откликнулась Глафира Семеновна.

– Отчего? Ново, прекрасно, благородно. «Аркадии»-то эти все у нас уж надоели, – говорил Николай Иванович.

– Здесь прекрасно и благородно, а у нас выйдет совсем наоборот.

– Да почему же?

– Серости много всякой, вот почему. Здесь цивилизация, образование, а у нас дикая серость и невежество. Да вот возьмите хоть себя. Вы уж и здесь-то жалели, что нельзя было вместо букета бутылкой швырнуть. Хотели даже сапогом…

– Это не я. Это Иван Кондратьич.

– Все равно. Иван Кондратьич такой же русский человек. За что вы бедному англичанину нос расквасили? Нарочно выбирали букет с твердыми корешками, чтобы расквасить.

– А за что он мне шляпу сшиб?

– Вздор. Ничего не известно. Вы не успели и заметить, кто с вас шляпу сшиб. И наконец, ежели и он… Он с вас только шляпу сшиб, а вы ему нос в кровь… У нас в Петербурге ежели цветочную драку дозволить, то еще хуже выйдет. Придут пьяные, каменья с собой принесут, каменьями начнут швыряться, палки в ход пустят, вместо цветов стулья в публику полетят. Нельзя у нас этого дозволить! – закончила Глафира Семеновна.

– Ну раскритиковала! – махнул рукой Николай Иванович и спросил жену: – Однако куда же мы теперь идем?

– На железную дорогу, чтоб ехать в Монте-Карло, – был ответ.

XXII

Узнав, что Глафира Семеновна ведет его и Конурина, чтобы сейчас же ехать по железной дороге в Монте-Карло, Николай Иванович опять запротестовал, но запротестовал только из упрямства. Ему и самому хотелось видеть Монте-Карло и его знаменитую игру в рулетку. Глафира Семеновна, разумеется, его не послушалась, и он был очень рад этому. Поворчав еще несколько времени, он сказал:

– А только дадимте, господа, друг другу слово, чтоб не играть в эту проклятую рулетку.

– Нельзя, чтобы совсем не играть, – откликнулась Глафира Семеновна. – Иначе зачем же и в Монте-Карло ездить, если не испытать, что такое это рулетка. Ты вот говоришь, что она проклятая, а почем ты знаешь, что она проклятая? Может быть, так-то еще хвалить ее будешь, что в лучшем виде! Лучше мы дадим себе слово не проигрывать много. Ну, хотите, дадим слово, чтобы каждый не больше десяти франков проиграл? Проиграет – и отходи от стола.

– Нет-нет! Ну ее, эту рулетку!.. Вы как хотите, а я ни за что… – замахал Конурин руками. – Ехать едем, хоть на край света поеду, а играть – шалишь!