Насилие истиной

Пышная грудь, пахнущая пролитым на нее шампанским, губы с привкусом апельсина… и плоть, словно поросеночек на блюде, — прошу откушать. Откушал, — понравилось. Стали встречаться. Но Валерия решила не делать ставку только на Гаррика. Мало ли что? Продолжала ездить в Ригу. Гирт не менялся: радовался встречам, но о свадьбе не заговаривал. Лера злилась, временами просто ненавидела его. Вернувшись в Москву, набрасывалась на Гаррика. И вдруг — она даже не поверила в свою удачу — забеременела от него. «Ну, теперь он точно мой!»

Но все вышло гораздо пристойнее. В тот вечер, когда Лера собралась обрушить на Гаррика новость и недвусмысленно намекнуть на необходимость брака, он опередил ее на несколько минут и сделал предложение.

Когда родился сын, названный в честь прадеда Арсентием, позвонила Жаклин и ласково поинтересовалась у подружки, кто же отец ребенка: Гирт или Гаррик?

От испуга лицо Леры вытянулось, и она уронила на пол бутылочку с водой. Попыталась сообразить, каким образом ответить Жаклин, чтобы та навсегда зареклась от подобных провокационных вопросов, но не нашлась: открыла несколько раз рот и ни звука не издала. Жаклин звонко расхохоталась в трубку и ядовито-ласково произнесла: «Понятно!»

У Леры от страха даже молоко пропало. Она-то точно знала, что отец Арсентия — Гаррик, но одно неосторожное слово Жаклин могло разрушить их семейную жизнь. Ведь можно было по-разному интерпретировать ее отношения с братьями. С одной стороны, как бы Гаррик увел Валерию от Гирта, но с другой — Гирт наигрался и бросил, а старший брат — подобрал.

Когда Лера сообщила Гирту, что выходит замуж за Гаррика, тот расхохотался:

— А мама оказалась права, тебе не нужен ни я, ни Гаррик, тебе нужна фамилия Бахаревых.

Лера хотела было сказать: «Да пошел ты со своей мамой-стервой!» Однако сдержалась и попросила Гирта никогда не говорить брату о том, что было между ними.

— Ты же знаешь, я не сплетник! — бросил он.

Но вот Жаклин! А тут еще на беду у Арсентия оказались неординарные способности скрипача. Лера понимала, что и у Гирта талант передался по бахаревской линии, но для Жаклин это был еще один повод мучить ее. Словно оса, кружила она вокруг Леры, где бы им ни случалось встретиться — будь то премьера в театре, презентация нового журнала… Кружила и кусала: «Видела твоего Арсентия — вылитый Гирт, даже скрипочку держит, как он, чуть на отлете!» Лера только бледнела и шипела: «Как тебе не стыдно! Ты же прекрасно знаешь, кто отец Арсентия!» «Знаю!» — заливалась сатанинским хохотом в ответ Рахманина.

Когда Жаклин сообщила о намерении посвятить две главы своей книги Бахаревой, было понятно, что напишет о ней бывшая подруга, да та и не скрывала.

«Конечно, сейчас можно сделать анализ и установить, кто отец ребенка! — пыталась найти выход Лера. — Но ведь это же конец семье! Гаррик не пойдет ни на какие анализы, будет делать вид, что уверен в своем отцовстве, но сомнение-то заронено! И он никогда не простит мне Гирта. Никогда! А каково будет сыну! У него начало карьеры! Стажировка в Нью-Йорке… и такой скандал! Единственное, что я могу сделать, — это постараться убедить других, что мемуары Жаклин — всего лишь жалкая месть мне, как занявшей ее место! Нет! — в ужасе сжимала виски Валерия. — Журналисты устремятся к Гирту, и если он промолчит, то скажет Хильда! О, она охотно поделится подробностями! Это конец! Моя семья погибла!» — причитала Валерия, запершись в кабинете якобы для работы над новым романом.

Тогда она и подумала о Викторе…

— Думаю, — прекратил ее блуждание в лабиринтах прошлого, так нуждавшегося в ретуши, перестановке акцентов, а то и в полном изменении, голос детектива, — тогда вы вспомнили о Викторе Лукьянове. Вы о нем писали в своей книге «В другом измерении».

Валерия поднесла к губам пустой стакан, сделала глоток и смутилась.

Мелентьев заказал еще минеральной.

— Из всех, о ком вы писали в этой книге, я остановился на Викторе Лукьянове только потому, что он единственный, уже вышедший на свободу, — спокойно продолжал Кирилл. — Да к тому же в посвященных ему строках чувствуется ваше неравнодушие и даже сочувствие…

— Я сочувствовала всем, попавшим в другое измерение! — отрывисто проговорила Валерия. — Иначе я бы не писала эту книгу!

— Согласен! Но ваше отношение к Лукьянову все же отличается от отношения к другим. Поверьте мне, как психологу.

— Послушайте, психолог, детектив… как вас еще! Я устала! Чего вы от меня хотите?

Кирилл рассмеялся:

— Уж, конечно, не признания, что вы обратились к Лукьянову с просьбой убить Рахманину.

Увы! Валерия была лишь женой режиссера и не владела тайнами актерского мастерства. Давление поднялось, лицо покраснело, как налившийся соком помидор, дыхание участилось.

— Ладно, — смилостивился детектив, — успокойтесь. Я узнал все, что мне нужно. Остальное расскажет сам Лукьянов. Ему-то ни к чему брать на себя одного убийство Рахманиной!

Мелентьев расплатился и легкой походкой вышел из бара.

Лера, опершись руками на широко расставленные колени, прерывисто дышала. К ней поспешил официант.

— Вам плохо?

Лера кивнула.

— Может, «скорую»?