Некоторые суды придерживаются того, что только физическое обследование и лечение считаются медицинским лечением, которое не подлежит разглашению; личный разговор — квинтэссенция психиатрического лечения - не считается медицинским лечением. Сокрытие профессиональной тайны расценивается, как неуважение к суду. Дополнительная трудность в том, что это обвинение в незаконных действиях по отношению к третьему лицу - не самим пациентом — не покрывается обычной страховкой от незаконных действий.
Важность такого вероломного нападения на психологические отношения — сейчас, однако, эти редкие случаи — в том, что это открывает дорогу для многих других форм психического шантажа. Это значит, что тонкие личные отношения могут подвергаться нападению и преследоваться в суде, просто потому, что третье лицо чувствует себя или исключенным, или забытым, или пострадавшим в финансовом отношении. Я не могу предъявить иск своему брокеру, за то, что он дал мне неверную финансовую консультацию, но я могу предъявить иск психологическому консультанту за злоупотребление служебным положением потому что он "промыл мозги" моему клиенту.
Какие открываются возможности для психического шантажа и хитрых обвинений! Мы постепенно можем сделать наказуемым неверное намерение и предчувствие, нонконформистский совет и управление, и наконец, простое честное человеческое влияние и оригинальность — вещи, которые уже считаются преступными в тоталитарных странах.
Слово "шантаж" первоначально использовалось в приграничной войне между Англией и Шотландией. Шантаж был соглашением, заключенным с грабителями, о том, чтобы не грабить или не покушаться на фермеров - в обмен на деньги или рогатый скот. Слово происходит из Среднеанглийского слова "maille", означающего или арендную плату или налог.
Французский эквивалент слова "шантаж" приближает нас к понятию психического принуждения. Оно означает принуждение другого человека "спеть", признаться в вещах против своей воли с помощью угрозы физического наказания или угрозы раскрыть секрет. Это, в конечном счете, является психическим принуждением.
Мы можем назвать психический шантаж усиливающейся тенденцией переступать через человеческие ограничения и достоинство. Это тенденция злоупотребления глубокими знаниями того, что происходит в дальних уголках души, чтобы ранить и смутить собрата. ПСИХИЧЕСКИЙ ШАНТАЖ НАЧИНАЕТСЯ ВЕЗДЕ, ГДЕ ПРЕЗУМПЦИЯ ВИНЫ ЗАНИМАЕТ МЕСТО ПРЕЗУМПЦИИ НЕВИНОВНОСТИ. Мы очень часто видим, проводимую желтой прессой охоту за грязью и сенсациями для смущения жертвы. Это не только поддержка непристойности, но и в то же время это подрыв человеческого суждения и мнения. И их сенсационность, препятствует и вредит справедливости в судах.
Как слабый ребенок может совершенствоваться в своем нытье со слезами и надутыми губами, недовольный обвинитель может совершенствоваться в своих фантазиях о злонамеренном влиянии и промывании мозгов. Склонный к суициду пациент может проявлять такой же вид давления.
Я убежден, что в будущем Верховный Суд создаст правила, которые будут управлять этими новыми формами обвинительных актов; все же ядро проблемы, в нашу переходную эру, находится в росте подозрения внутри человека. Мы шантажируем человеческие умы множественными мерами безопасности, с секретными файлами; мы шантажируем сплетнями с хитрым воздействием внутри политических групп, давлением внутри лоббирующих групп и даже отказом в нашей дружбе.
Что же относительно людей, которые призваны отделять правду от неправды, выносить прямые и беспристрастные вердикты? Судья и присяжные заседатели влияют друг на друга и находятся под влиянием внешних фактов и внутренних потребностей, стоящих за поведением других исполнителей в судебном деле. Все же, как предполагается, они возвышаются над своим окружением, их личные нужды, желания и вынесение вердикта в соответствии с доказательствами, непоколебимы любым предубеждением или субъективными желаниями. И давайте примем во внимание то, что это не только те, кто связан с делом официально и принимает решение по этому поводу, это все, кто об этом знает. Вы и я, общественность, также являемся и судьями и присяжными заседателями.
Судья и присяжные заседатели сталкиваются с трудной задачей поиска и выяснения на основе одних фактов, и все же даже у них, под влиянием сильных групповых эмоций, может иметь место эмоциональная перестановка находящихся в памяти фактов.
Судья и присяжные заседатели находятся под влиянием коллективной эмоциональной атмосферы, окружающей спорные вопросы, им трудно поддерживать свою весьма необходимую объективность. Обычный присяжный заседатель уже подчиняется широко распространенной эмоциональной потребности прежде, чем начнется заседание, как например это доказывают некоторые судебные дела о расовом преследовании.