Насилие над разумом

Мы должны подчеркнуть, что самая ранняя паутина связи образуется между родителями и ребенком на уровне, который психология называет превербальным и неосознанным. Это контакт без слов. Мать напрямую передает свое настроение ребенку; он ощущает и улавливает ее чувства. Ребенок также передает ей свои капризы; она чувствует его боль и радость сразу как только это происходит. Эта младенческая чувствительность заставляет его реагировать с большой силой - он очень хорошо знает чувства своих родителей. Такие отрицательные родительские факторы как беспокойство, небезопасность, инфантилизм, взаимная дисгармония, невротическая любовь, бедность, борьба за существование и навязчивая тирания, оказывают огромное влияние на ребенка. Недавно я наблюдал младенца, который отказывался от любого ухода или предложения его матери покормить. Младенец "знал", что у матери была глубоко укоренившаяся враждебность по отношению к нему; он чувствовал ее отвращение и отторжение.

Но младенец принимал еду и внимание от всех остальных. Взаимодействие между отношением родителей и развитием ребенка начинается с рождения.

Возможно, что один из самых понятных примеров искаженного воспитания можно заметить на примере одного случая, с которым я имел дело во время Второй мировой войны, когда меня попросили провести психологическое обследование предполагаемого пособника нацистов. Этот человек, который находился в Англии когда я его увидел, сказал, что он покинул оккупированную Голландию, потому что он больше не был согласен с немецкими оккупантами. Когда он прибыл в Англию, то как объект, имеющий важное значение для тщательного изучения, был помещен в дом для людей подозреваемых в шпионаже . Оттуда он вскоре был направлен в психиатрическую больницу из-за своего странного поведения. Он не был по настоящему болен психозом, но он действительно испытывал большие затруднения в отношениях с другими людьми.

Когда я пошел побеседовать с ним, мне стало очевидным, что он был полностью сбит с толку. Он так много говорил, что его было почти невозможно понять. Я спросил о его детстве. Ему было нелегко говорить об этом, но он в итоге рассказал мня кое-что о своем образовании. Он был единственным ребенком в семье. Его мать была доминирующим членом семьи, активно работающей в научной сфере. Его отец, слабая, туманная фигура, редко бывал дома; он много путешествовал по своей работе в качестве менеджера крупной фирмы. В редких случаях, когда отец был дома, пациент вспоминал долгое молчание между родителями, только иногда его отец выступал против постоянного потока указаний его матери. Иногда мальчик присоединялся к своей матери, критикующей отстраненность отца и отсутствие у него интереса, иногда он обращался к своему отцу в поисках из любви и помощи от удушающего поведения матери. Но главным образом дома он был одинок и забыт. В своем позднем подростковом возрасте, мальчик развил некоторые гомосексуальные склонности, в которых он играл пассивную, покорную роль. Но ожил психически только после посещения фашистского митинга с одним из друзей. Демонстрация силы и агрессии чрезвычайно взволновала мальчика и даже разбудила в нем сексуальные ощущения. Он присоединился к фашистской группе, к большому беспокойству его родителей, но он никогда не был очень активен в партийной работе, потому что партия не давала ему наставлений и любви по которым он тосковал.

После вторжения нацистов и оккупации, партия потребовала от него быть более активным пособником немцам. Теперь его забеспокоила совесть и он заболел, у него развились все виды желудочно-кишечных заболеваний, эмоциональное происхождение которых для психиатра было очевидным. Однако он не был достаточно сильным, чтобы полностью уйти из партии. Он чувствовал себя пойманным в ловушку между двумя противодействующими опасностями - партией и изменой. Вновь началась детская борьба; он почувствовал себя в опасности, как с отцом или матерью. Поэтому он решил сбежать из страны, у него было неопределенное чувство, что это поможет ему убежать от своих конфликтов.

В Англии, в убежище, он почувствовал себя абсолютно довольным. Он просто не понял серьезного характера обвинений, которые были ему выдвинуты. Когда я заговорил с ним о международных делах и его политической деятельности, он замолчал. Он не помнил ни одной детали из своего политического поведения. Было похоже на то, как будто он жил во сне с того момента, как он сбежал из Голландии. Очень возможно, что враг использовал его в качестве инструмента, но в то время, когда я увидел его, он был испуганным молодым человеком, находящимся на грани заболевания психозом. Он остался в учреждении на время войны.

Одна вещь ясно выделяется в этом случае (кроме ее сложности как патологического явления), это непрерывные поиски мужского авторитета. Это поиск духовной основы очень распространен среди людей, которые разрабатывают тоталитарные привязанности.

Отец разрывает связь