Наследие

– Убить их? – спросил Хррато, как будто в забытьи.

– Нет! – Плабюх выдохнула и замотала головой. – Нет, нет, нет!

Из глаз её слёзы брызнули.

Хррато руки свои поднял и бросил вниз бессильно:

– Я… я… не знаю… не понимаю ничего…

Плабюх плакала беззвучно, теряющиеся в лесу фигуры сквозь слёзы еле различая.

– Я не знаю… что это, – Хррато произнёс. – И птица.

– Ворон… ворон… – Плабюх всхлипывала. – Белый. Как… камень в ручье нашем… помнишь, мамин ручей?

– Да.

– Там… камень. Белый-белый. Был. Снега белее. На птицу похожий!

– Да, помню.

– На птицу? Да?

– Да, на птицу!

– Да! Да! – вскрикнула Плабюх и коня пришпорила.

Конь из чёрного пластика живородящего с мотором стальным с места взял лихо, снег плотный копытами титановыми молоча. Хррато своего пришпорил.

Они быстро трёх людей догнали. Люди шли по лесу за вороном. Который взлетел с берёзы и полетел вглубь леса. И сел на пень пихтовый.

Трое пошли к нему, наст круша. Они торопились за птицей, но у них плохо получалось: инвалид грузный, пузатый ковылял, в снег проваливаясь, за парня и девушку держась. Парень прихрамывал.

Хррато и Плабюх пустили коней шагом за троицей. Но те даже не оглянулись. Их взоры на ворона устремлены были. Ворон дождался их, взлетел с пня, дальше полетел. Пенсне желтело у него в клюве. Трое спешили за ним.

Плабюх пустила коня своего рядом. Девушка и парень глянули на неё равнодушно. Она же жадно вглядывалась в лица их. Эти лица что-то несли в себе. Важное. И оно касалось их с Хррато. Она не могла понять – что это? Сердце её билось сильно.

Хррато хотел что-то сказать, но снова бессильно руки свои поднял и бросил.

Ворон взлетал и садился. Садился и взлетал.

Трое шли за ним. Плабюх и Хррато – за тремя.

Наконец инвалид из сил выбился. И на снег опустился, дыша тяжело.

– Не могу… ой… мочи нет… – пробормотал он загнанно. – Идите вы за ним. За ним! А я тут… тут…

Он в снег навзничь повалился. Лицо его, опухолью обезображенное, раскраснелось. Не отрывая взора от ворона, сидящего поодаль на ёлке, Аля и Оле остановились. Руки их вцепились в ватник инвалида, потянули. Но сдвинуть грузного старика с места сил уже не было.

– Ну… ну же! – Аля нетерпеливо тянула его.

– Сами, сами… он вас приведёт…

– Ад ноупле… – Оле бормотал, силясь старика поднять.

Но тщетно.

– Ну… так же не надо! – Аля взвизгнула. – Надо идёт за ним!

– Сами, сами… я тут…

– Идёт за ним!

Хррато и Плабюх следили за этой сценой, в сёдлах сидя.

“Камень белый в ручье на птицу похожий мама говорила вот птица белая в воде лежит лежит а потом взлетит и полетит по лесу полетит полетит и всем нам добрый путь покажет.”

“Камень в ручье тот камень он как птица был и мама однажды сказала смотрите вот этот камень белый это птица она тут будет лежать и спать а потом когда время придёт проснётся вылетит из воды полетит и покажет верный путь.”

– Я останусь тут, – инвалид произнёс, в небо глядя.

– Нет! Надо идёт! Ну же!! – бессильно Аля закричала.

– Ад ноупле торфэ… торфэ! – тянул инвалида Оле, кряхтя.

И тоже упал, оступившись.

– Ну же! Ну же!! Он же ждёт!!

Ворон мраморной фигуркой белел в хвое густой, людей ожидая.

– Ну же!!!

И вдруг, не произнося ничего, Хррато вниз с седла свесился, в инвалида вцепился и единым рывком могучим это тело грузное, ватно-засаленное, уставшее поднял и усадил на коня в седло, сам моментально на круп вороной сдвигаясь.

Аля и Оле рты открыли. И не успели они закрыть их или сказать что-то, как сильные, обтянутые мехом баргузинского леопарда руки Плабюх схватили Алю и усадили на коня впереди себя. Затем схватили Оле и усадили на лошадиный круп.

– А… что? – инвалид произнёс, косясь на необычное лицо Хррато.

Но вместо ответа тот пришпорил вороного коня своего.

Часть III

Milklit

Пространство грозы неотвратимо наползало на Телепнёво со стороны Рябого леса.

Дождь, о котором уже месяц говорили в поместье и судачили в деревне, долгожданный, столь необходимый людям, животным и природе июньский дождь, выслал своим предвестником сильный ветер, поднявший пыль с дорог, заколыхавший бордовые мальвы в деревенских палисадниках, спутавший русые волосы деревенских ребятишек и закачавший могучие кроны дубов приусадебной аллеи. И сразу же за порывами ветра послышался дальний раскат грома – совсем дальний, несильный, словно усталый выдох великана Святогора, спустившегося со своих великих гор в долину к людям и улёгшегося на поля отдохнуть.

– Похоже, гроза идёт? – вопросительно произнесла Вера Павловна, расставляя собранные на лугах цветы в старую французскую вазу с потрескавшейся бледно-голубой эмалью.