Наследие Десяти

– Ты что?! – поморщился Андрей, выпучив глаза и вскинув руки в карикатурном отчаянии. – О Десять, да ты и впрямь невежда!

Я фыркнула, указывая пальцем на экран:

– Физика, астрономия, космология, математика – вот то, что создает историю. Наука двигает ее вперед, а не зарифмованные словечки!

Казалось, Андрей сейчас упадет, я даже невольно вздрогнула при виде того, как он, резко схватился за бок.

– Зарифмованные словечки?! – взвыл он. – Ты называешь поэзию зарифмованными словечками?! – Приблизившись вплотную, Андрей с силой встряхнул меня за плечи и с ужасом вскинул голову. – Срочно посылай сигнал о помощи в Дикие леса, кажется, я связался с плебейкой!

– У меня от твоего занудства зубы сводит! – прошипела я сквозь сжатые челюсти, тыча указательным пальцем ему прямо в лицо. – Ты слышишь?! Находясь с тобой в одном помещении, я буквально задыхаюсь! Знаешь, что меня поражает больше всего? Что в Диких лесах еще остался кислород! Вот уж поистине феноменальное явление!

Зеленые глаза Андрея вспыхнули, и я прикусила внутренние стороны щек, из последних сил пытаясь удержать гневную мину и не расхохотаться первой пока, наконец, уголки губ юноши не дрогнули и из его груди не вырвался протяжный полусмешок-полустон.

– Зарифмованные словечки… – выдохнул он, всеми силами пытаясь сдержать предательскую улыбку, когда у его глаз появились еле заметные лучики. – Мне нужно это переварить, Мария Эйлер…

Его руки все еще оставались на плечах, пока он стоял, склонившись, в паре дюймов над моим лицом. Сама не осознав, я слишком сильно вытянулась ему навстречу и поняла, что на несколько мгновений и вовсе перестала дышать. В его глазах читалось удивление, словно он сам не понял, как оказался в таком неоднозначном положении. Улыбка сползла с его лица так же быстро, как появилась, и затуманенный взгляд зеленых глаз растерянно скользнул вниз, остановившись на моих губах. На лбу между бровями Андрея залегла маленькая, еле заметная складка, словно он никак не мог совладать с собственными хаотичными мыслями. А потом он отпустил мои плечи, но, едва я успела вдохнуть, вдруг поднял руку и слабо дотронулся костяшками пальцев до моей щеки. Это прикосновение было настолько мимолетным, что могло показаться, что я и вовсе его придумала, если бы не сердце, пропустившее удар вровень с этим движением.

– Правда в том, что я ничего не понимаю в стихах, – прошептала я.

– Их и не нужно понимать. Это как музыка или как… твоя любовь к исследованиям и полеты в неизведанные системы. Как ветер в волосах, ощущение капель дождя на коже, шум океана, прикосновения. – Пальцы Андрея легко, почти призрачно коснулись моих. – Ты просто это чувствуешь. Считай это волшебством, Мария. Магией зарифмованных словечек. – Он отстранился и присел на край стола напротив. – Наука – это язык ума, душа всегда говорит через творчество – музыку, искусство или же поэзию.

– Я смотрю, твоя душа любит поболтать, раз ты так часто мучаешь фортепиано…

На этот раз Андрей улыбнулся в открытую, глядя на меня исподлобья, и я почувствовала, как по всему телу растеклась волна тепла. Устало ссутулившись, он сидел, собрав ладони в замок. Его плечи были опущены, словно согнуты под тяжестью событий последних дней, но лицо… при виде тонких острых черт, по-особенному подсвеченных в тусклом свете, у меня перехватило дыхание. Теперь, когда с него сползла тень напряжения, в зеленых глазах внезапно вспыхнули озорные огни. Кажется, Андрей впервые за последние сутки позволил себе отвлечься от тяжелых мыслей.

– Я не говорила, но Нейк Брей в ужасе от твоих ночных арпеджио [1], – проронила я между прочим.

Андрей удивленно приподнял бровь, когда по его губам скользнула короткая усмешка.

– А ты? – тихо спросил он.

– У меня запас терпения чуть больше. – Я отмахнулась. С уст сорвалась почти идеальная ложь. Как бы там ни было, я скорее выкинусь в окно, чем позволю Андрею узнать, как каждое утро сижу в коридоре в надежде услышать его игру.

– Вообще-то Нейк сам подсунул мне инструмент, – заметил он. – Об этом он забыл упомянуть? Это был подарок на мое четырнадцатилетие.

– Подарить подростку старинное фортепиано… Меня предупреждали, что Брей жесток, но чтобы настолько…

– Мелкая моторика. – Андрей пошевелил в воздухе пальцами правой руки. – Ничто не развивает так память и внимательность, как она.

– Какой ужас, – пробормотала я, – ты даже тогда был занудой. Серьезно, мне жалко Алика, черви куда более толковые компаньоны, чем ты…

– Это были слова Нейка, – терпеливо закончил Андрей. – На тот момент мне инструмент и подавно не сдался, но время шло. И когда пару лет спустя Джорджиана Диспенсер все же добилась заключения Брея на Тэросе, я… – Он мягко усмехнулся. – В общем, не знаю, что на меня нашло, но тогда я впервые сел за него и получил удовольствие. Оказалось, по-настоящему мы способны полюбить лишь то, что делаем исключительно по собственному желанию или же, наоборот, вопреки желанию других… Это, кстати, относится и к людям, – быстро добавил он. На миг я уловила в глазах Андрея растерянность.