Наследие Десяти

Марк успел подойти к Андрею за минуту до этого. Он перемолвился с ним буквально парой слов. Его движения казались натянутыми, улыбка вымученной, а взгляд, направленный лишь в сторону раненого друга, был насквозь пропитан болью. Марк пытался вести себя непринужденно, даже пробовал шутить, но от напряжения, сквозящего в его голосе и жестах, летели незримые искры. Его ужас, паника и горечь, плохо скрытые за внешней сдержанностью, были почти физически ощутимы. На несколько мгновений я замерла, с изумлением наблюдая за этой переменой. Казалось, даже Алик воспринял новости о ранении Андрея с большим хладнокровием. Никогда прежде Марк еще не казался мне таким потерянным и уязвимым. Стоя в отдалении и наблюдая, как силуэты Андрея, Алика и незнакомки постепенно исчезают за стеной дождя, он даже не пошевелился до тех пор, пока я его не окликнула. Марк вздрогнул всем телом, и в тот же момент выражение его лица изменилось до неузнаваемости. Он улыбнулся. Приветливо и дежурно – ровно так же, как улыбался десятки раз до этого. Будто предыдущих пяти минут и не было вовсе.

– Не вижу смысла в страдальческих восклицаниях, – отозвался он, пытаясь перекричать дождь. – В отличие от всех остальных, я ни на секунду не сомневался, что ты справишься.

– Еще бы, с твоим-то бесценным менторством на тренировках, – усмехнулась я. – Если бы Андрей силой не вытянул меня из-под бомбардировок, я бы наверняка разнесла вражеский корабль своим мастерским боковым захватом.

– А ты говорила, я тебе не помогаю…

Я рассмеялась. Марк взял меня под руку и затащил под широкий зонт. Кажется, он собирался отпустить очередную шуточку, как наше внимание привлек возмущенный оклик Алика:

– Питер!

Очертания знакомого высокого силуэта едва прослеживались из-за стены ливня, возможно, поэтому я заметила Питера Адлерберга не сразу. Выйдя на свет, тот неподвижно застыл на месте. Он остановился чуть в отдалении, сунув руки в карманы, пока потоки воды стекали по его черным как смоль волосам, отливающим благородным блеском в слабом свечении фонаря. Скривившись в жестокой усмешке, Адлерберг перевел пронзительный взгляд с меня на Андрея и внезапно оскалился так, что у меня похолодело внутри. Питер никогда не казался милым – но сейчас, в тусклом ночном свете, он вдруг вызвал у меня настоящий ужас. Это был одновременно тот Питер, которого я знала, и совершенно другой человек, жуткий, пугающий незнакомец, в синих глазах которого плескалась настоящая тьма.

– Думал, ты не пришел, – послышался охрипший голос Андрея.

– Я и не собирался, – тут же ответил Адлерберг.

Он все еще стоял в отдалении, сверля друга глазами. Сплюнув в сторону, Питер горько усмехнулся.

– Всегда говорил, что ты на редкость живучий сукин сын! – наконец бросил он, протянул руку и в следующий момент вдруг порывисто притянул к себе Андрея, и я с изумлением заметила, что от ожесточения в его глазах не осталось и следа.

Тем не менее даже сейчас, сидя за столом на кухне Брея и слушая монотонное постукивание дождя, я почему-то не могла перестать думать о разительной перемене в Питере Адлерберге, снова и снова представляя его прекрасное и одновременно жуткое лицо.

Встав из-за стола, Алик прошел к окну и, засунув руки в карманы, отвел взгляд. Он что-то говорил о том, что происходило в Диких лесах последние пару дней. О том, как Нейк Брей в ярости рвал и метал, срываясь на каждом встречном, как только сигнал нашего корабля пропал с радаров. Рассказывал, что Алик еще никогда не видел его в таком отчаянии. О том, как сразу после того, как у нас с Андреем получилось связаться с Дикими лесами, весь геологический отдел был взят под стражу и сейчас по очереди каждый, без исключения, сотрудник проходил допрос на хертоне.

Алик говорил что-то еще и еще, вдаваясь в детали и захлебываясь собственными воспоминаниями, пока я не подошла и не обняла его.

– Ты даже представить себе не можешь, как я рада тебя видеть.

Это была правда. Положив подбородок ему на плечо, я наблюдала, как крупные капли дождя оставляют мутные разводы на стекле, и вновь перебирала в памяти события последних суток. Мне хотелось столько рассказать Алику, но слова, так и не вырвавшись наружу, встали тяжелым комом в горле. Он моментально замолк, будто растерявшись и сжавшись от напряжения, но уже в следующую секунду крепко прижал меня в ответ.

– Я чуть с ума не сошел… – прошептал он. – Думал… я боялся, что вы…

– С Андреем все будет хорошо. Его рана глубокая, но точно не смертельная.

Отстранившись, Алик внезапно покраснел.

– Я переживал не только за Андрея. Мария, я…

– Будь проклят этот гребаный сезон дождей! – громко выругался Питер. Ворвавшись на кухню и сгоряча чуть не налетев на дверной косяк, он в гневе отшвырнул на стол сложенный вымокший насквозь зонт. – Дикие леса – отличное место, говорили они, – криво передразнил он, – величайший заповедник, почти что курорт!