Киоко кивнула и направилась в сторону сада. Иоши последовал за ней. Заколка осталась у него, но ненадолго. Всё меняется, он это чувствовал. Им не нужна свадьба, чтобы любить друг друга, не нужен повод, не нужны условия. Он всё расскажет, а Киоко… Что ж, его судьба в её руках.
– Киоко-химэ, – ненавистный голос раздался со стороны дорожки, ведущей к школе.
Киоко поклонилась, приветствуя самурая.
– Доброго утра, – Иоши последовал её примеру, хотя всем своим существом жаждал не замечать присутствия Хотэку.
– Доброго утра. Я пришёл узнать, когда мы начнем занятия, – он был в доспехах. Волосы собраны в хвост вместо тугого пучка – недопустимо для самурая, но он плевать хотел на правила, а отец ему всё спускал. Значит, он будет обучать Киоко. От злости Иоши едва не заскрипел зубами. Одно дело – проиграть Хотэку в сражении, другое – в негласной борьбе за время, проведённое с принцессой.
– Я бы не хотела заниматься до завтрака, – по лицу Киоко было не понять, что она сама думает об этом.
– Нет, конечно нет. К сожалению, мне не сообщили ваш распорядок, поэтому нам нужно договориться об удобном времени. Я советую во время стражи оленя. Заниматься будем ежедневно.
Зубы Иоши всё-таки скрипнули, но он надеялся, что никто этого не слышал. Спокойно, самурай, спокойно. Ты камень, что не снесут потоки воды. Ничто не может тебя задеть, ничто не может нарушить твоё равновесие. Спокойно. Это лишь занятия. И они нужны Киоко для её же защиты.
– Если так лучше – значит, так и поступим. Хотэку, госпожа Фукуи почтит нас своим присутствием?
– Я передал ей ваше приглашение, она обязательно придёт. А теперь простите меня, – он поклонился, – меня тоже ждут занятия.
Они раскланялись. Иоши невнятно попрощался и последовал за Киоко, которая уже направлялась к озеру. А когда обернулся – Хотэку исчез, словно и не было. Он ещё должен был идти по дорожке, если только не бежал со всех ног, но вокруг никого не было.
Киоко шла молча, и только когда они добрались до заросшего травой берега, она обернулась и спросила:
– Вам ведь это не доставит неудобств?
– Простите? – Иоши растерялся.
– Помочь мне с заколкой. Надеюсь, я не обременяю?
– Нет, – он облегчённо выдохнул. Возможно, получилось слишком громко и явно. – Вовсе нет, это ведь я подарил, и моя помощь будет вполне естественна, – он улыбнулся. Он хотел улыбаться ей чаще. Дарить ей каждую свою улыбку. Много. Постоянно. И чтобы она начала улыбаться ему в ответ.
Иоши подошёл и жестом попросил Киоко повернуться спиной. Он аккуратно собрал пряди у лица.
– Моя мама дома часто заплетает волосы. Она увидела когда-то в городе причёску у простой девушки и захотела попробовать.
– Ваша мама, верно, отличается от других придворных дам, – её голос улыбался.
– Так и есть. Она не терпит заточения и несвободы, любит делать всё, что приходит в голову, – Иоши скрутил собранные волосы в жгут и аккуратно собрал в пучок, – поэтому она стала носить заколки. Ей понравилось, – он продел кончик через середину пучка и осторожно вставил заколку, закрепляя его, – говорит, что так легче, чем с распущенными. Правда, она их любит полностью собирать, но вам я заколол на свой вкус – только верхнюю половину… Готово.
Теперь получившуюся прическу сбоку украшал белый цветок.
Киоко повернулась и прошла мимо Иоши. Он не сразу понял, что направляется она к воде.
– Это так… необычно, – принцесса осторожно потрогала собранные волосы, глядя в озеро словно в зеркало, затем провела рукой по распущенным прядям. – Мне нравится. Спасибо, чудесный подарок. И… неожиданный.
– Да, понимаю, заколка…
– И цветок, – она не смотрела на Иоши, продолжая глядеться в водную гладь, и прочесть чувства на её лице было невозможно.
– Вам понравился? – Иоши старался смотреть прямо и не показывать, насколько смущён. Он хотел этого разговора, но так же сильно боялся его.
– Красивый.
Красивый… Поняла ли она его значение? Иоши изнывал от желания уточнить и от осознания, насколько это было неприлично. Она смотрела на него из отражения – украдкой, – он отвёл глаза до того, как это сделала она.
– Он похож на вас, – Иоши ненавидел себя за неумение говорить. Зря он так откровенно презирал искусство ухаживаний, которым владел каждый мужчина при дворе. Он хотел быть откровенным, но откровенность в Шинджу – болезнь, порок, вульгарность. Здесь говорят намёками, иносказаниями, образами. Нельзя просто быть честным, нужно облечь свою честность в изящную словесную головоломку.
Киоко позволила себе полуулыбку – всё так же из отражения, не оборачиваясь к нему.
– И всё же вы не оставили своей привычки, – теперь она обернулась и посмотрела в глаза. На устах всё ещё играла полуулыбка.
– Нарцисс… Моё уважение всегда с вами.
– Даже во сне? – она отвернулась.