– Пиалу поменяете на другую.
Она застонала, но поднялась. Это всё не имело никакого смысла.
– Сено опять брать?
– Безусловно.
Ноги протестующе гудели, хотелось упасть обратно, но Киоко собрала последние крохи воли и заставила себя побежать.
В этот раз она обратила внимание на то, что берёт, и бережно закрывала одуванчик от ветра, а не размахивала им во все стороны, как в прошлый раз. Это заметно снизило скорость, но она и так не успевала уложиться в треть коку, так что какая разница…
Конюхи опять удивились, служанка, наливающая воду, – тоже, но уточнила, будет ли принцесса бежать здесь ещё. Киоко только неопределённо махнула рукой и побежала дальше.
В этот раз, подбегая к Хотэку, она снизила скорость и, как он говорил, немного прошла шагом, после чего снова рухнула без сил.
– Снижать скорость стоит уже после достижения цели, – заметил он.
Киоко молчала и просто пыталась дышать.
– Новый круг.
Нет.
Нет, не новый круг.
Нет, она останется лежать здесь и больше не сдвинется с места.
– Вода расплескалась. Новый круг.
Она услышала, как он поднимается, как остатки воды улетают в траву. Рук коснулось дно пиалы.
Ватацуми не любит своих детей. Если бы любил – разве позволял бы им испытывать такие мучения?
Она сжала зубы, стараясь найти в себе немного героизма. У неё же Сердце дракона, дар бога. Часть его ками в ней. Она должна суметь обежать дворец. Что такое новый круг для той, в ком есть ками Ватацуми?
Осознание озарило разум ясным светом. Точно. У неё есть дар. Так почему бы его не использовать?
Вера в успех обернулась приливом сил, взявшихся неизвестно откуда. Она встала – всё ещё с трудом, но благодаря воодушевлению стало легче, – сжала в руках пиалу и побежала. Добравшись до сада у ворот Ароматов, Киоко огляделась, убедилась, что никто не смотрит, на мгновение прикрыла глаза – и мир вдруг стал значительно больше, тело перестало болеть. Осторожно переступив с лапы на лапу, она выбралась из платья.
Точно, платье. Об этом она не подумала… И пиалу в зубах не потащишь… Но она чувствовала, что это тело может быть намного быстрее, а Хотэку всё равно не смотрит, как и в каком порядке она бегает, так что Киоко бросилась прямиком в конюшню.
Вмиг стащив там сено, она вернулась, превратилась обратно, быстро набросила кимоно, забыв завязать как следует и уделив внимание только хаори, сунула одуванчик в рукав, чтобы семена не разлетелись, и побежала за новой пиалой.
От дворца Вечной радости она направилась через Светлый павильон прямо к озеру, там взяла камень и там же набрала воды. И почему сразу не догадалась так сделать?
К Хотэку она бежала со всей скоростью, на какую была способна, и, только пролетев мимо него, притормозила, перешла на шаг, сделала крюк, вернулась и поставила пиалу с озёрной водой у его ног. Дышала она тяжело, накопленная усталость обрушилась с новой силой. После забега в облике кошки человеческое тело пребывало в некотором недоумении. Всё-таки всесилие ей померещилось – любая нагрузка имела последствия.
Из рукава появился совершенно лысый одуванчик, но Киоко было всё равно. Её просили сохранить семена, а не доставить их на стебле, так что она выгребла всё, что осыпалось при беге, и протянула пух на ладони. Хотэку бережно его принял.
Сено она вытащила из другого рукава, оттуда же достала камень.
– И зачем вам всё это? – она решительно села, стараясь всем видом показать, что больше никуда бежать не намерена.
Вместо ответа Хотэку тонко засвистел, снял пух с того одуванчика, что остался после второго забега, и вытянул перед собой раскрытую ладонь с семенами. Сначала ничего не произошло, но, когда Киоко уже хотела повторить вопрос, из-за крыши додзё выпорхнул чиж и опустился на ладонь Хотэку. Он осторожно попробовал одну семечку, другую и начал быстро клевать своё лакомство.
– Надо же… – Киоко никогда не видела чижа так близко. Удивительное жёлтое оперение с чёрной окантовкой делало маленькую птичку яркой, а чёрное пятно на голове создавало впечатление, что чиж надел касу[17]
, чтобы скрыть свою личность от посторонних глаз.Потом он подлетел к пиале и начал пить.
– Какой красивый… Не знала, что их можно подзывать.
– Обычно нет, – пояснил Хотэку, – но я в детстве изучал их песни и учился подражать им. У каждой птицы они особенные.
– Поразительно, – она перевела взгляд с пьющей птички на Хотэку – он тоже любовался чижом. – И со многими вы умеете говорить?
Он усмехнулся и покачал головой.
– Говорить – очень сильное слово. Я могу только подозвать. Многих, почти всех, кого встречал в жизни. И если встречу кого-то нового – думаю, смогу быстро уловить и воспроизвести его песню.
– У вас дар! – Киоко всплеснула руками, совсем не заботясь о том, как нелепо сейчас выглядит. Ещё на первом занятии она поняла, что держать лицо с сэмпаем не выйдет. Она давно так по-детски не радовалась и не хотела сдерживать сейчас эту радость. То, что она видела, казалось ей волшебством не менее изумительным, чем её собственные возможности.