— Так бы сразу и сказал, что не по зубам лошадка, — зазывала многозначительно подмигнул мне. — А то запрячь запрягут, а как ехать, то им телега скрипит, то оглобля не встала. Так я говорю, красотка?
Я равнодушно скривилась. Тоже мне развлечение, оглобли обсуждать! Померяйтесь ещё, у кого они длиннее да крепче держатся! Да ещё дедок какой-то пыхтел над ухом, тёрся рядом, любопытно выглядывая из-за спины. На что глазеть-то? Лошадь как лошадь!
— Эй, ровесничек, может лучше ты на плечи зазывале влезешь? Оттуда, небось, вид краше! — не выдержала я. — Пошли уже, бельчонок! Того и гляди ноги оттопчут в этой толкотне. Вот в моё время…
Кричальщик развёл рукавами ярко-синего камзола, едва снова не навернувшись с насеста:
— Некоторым кобылками не суждено встать под седло, что уж. Иди, парень, иди, коли позвали. Можешь ещё за юбку уцепиться, чтобы в толпе не затёрли. Струсил и струсил. Что ж стесняться-то? Эй, народ, подходи-посмотри!
Вот где забава для несмышлёных мальчишек! Неужто камзол решил, что рыжий настолько дурень, что поведётся на слабо?
Дурень повёлся.
Вис встал как вкопанный. Я попыталась под шумок впихнуть ему злополучную тыкву, но он и не заметил.
— Нет, ты слыхала? — слишком бесстрастно, чтобы и правда не волноваться, усмехнулся он. — Струсил, говорит!
Я отвлеклась, чтобы пихнуть локтем под дых опостылевшего старикашку, и опрометчиво прошипела:
— Ну струсил и струсил! Кому какое дело?
Ох, зря я! Вечно забываю, что имею дело с малолетним обидчивым идиотом…
Вор оскорблённо, гордо вскинул подбородок.
— Мне. Мне есть дело, Варна, — и перемахнул через плетень в половину своего роста одним движением, едва коснувшись верхнего брёвнышка ладонью.
Несанкционированное вторжение на территорию так оскорбило кобылку, что она замерла прямо перед рыжим, раздувая ноздри и рассчитывая, что наглец сам одумается и покинет негостеприимную конюшню. Что-то ситуация смутно напомнила, но прежде, чем сообразила, что именно, я отмахнулась от бесполезной мысли.
А Вис, на радость улюлюкающей публике, приветственно задрал руки и поклонился на четыре стороны. Пару раз воздушные поцелуи послал и, видимо, угодил в цель, ибо девицы неподалёку от меня сомлели и раскраснелись. Нашлось бы, кому ловить или куда падать, ещё и в обморок бы рухнули, но сдержались: нелепо крепким сельским бабам строить из себя чахоточных барышень. Да и представление пропустить опасались. Я мстительно шагнула правее, чтобы максимально закрывать девкам обзор.
— Хей-хей! — рыжий ловко подпрыгнул, ударяя одной ногой по другой в воздухе. — Я вас не слышу!
Народ азартно взревел, лошадь оскорблённо встала на дыбы и бросилась вперёд, рыжий кувыркнулся в сторону, заставив животину пронестись мимо. Ещё и шлёпнул по буланому крупу, как своевольную девицу.
— Так ей, гадине нравной! — вскочил один из травмированных мужичков, но тут же, схватившись за поясницу, предпочёл опуститься обратно в пыль. На спине, на уровне рёбер, на некогда белой рубашке отчётливо темнели два пятна от копыт.
Больше всех радовался зазывала. Он носился в своём синем камзоле вдоль заборчика, только крашеное перо переваливалось с правой стороны шляпы на левую, и докладывал зрителям:
— Ать! Ушёл, лис! Ах, как хорошо сиганул! И копытца, копытца какие — жемчуг! — ему-то что, кричальщик при любом исходе в выигрыше! Внимание привлёк, народу заманил, хозяин всяко доволен останется, независимо от того, проломят череп рыжему недоумку или нет.
— Да кто ушёл? Ушёл-то кто?! — гомонили в задних рядах.
— Да парень ушёл, вроде… — неуверенно отвечали оттуда же.
— От лошади ушёл али на тот свет?
— Да кто их разберёт!
— Не, вроде скачет ещё!
— Сам али верхом?
Неожиданно для самой себя, я тоже прильнула к ограде, не в силах отвести взгляда от зрелища. Жалко было обоих: напуганная кобыла понятия не имела, чего от неё хотят и за что так гоняют; вор подныривал под брюхо, чудом выворачивался из-под копыт — только рыжие вихры мелькают. Сам же полез, дубина! И, главное, зачем?!
Тыква ощутимо давила на больной палец, пришлось прижать её к плетню, как огромный беременный живот.
— С-с-с-собака! — процедила я, когда вор неудачно споткнулся.
Лошадь тут же воспользовалась возможностью и попыталась затоптать хама, но тот оказался не лыком шит: изогнулся, вскочил, как укушенный за это самое, исхитрился ухватить противницу за гриву.
Кобыла вскинулась, щёлкая зубами похлеще волка — чуть без пальцев не оставила, напоследок так мотнув головой, что мужик крутанулся вокруг оси.
— И-и-и-и-иго-г!
— У-у-у-у! — заулюлюкала толпа, лишившаяся кровавого зрелища благодаря пронырливости лиса. Сборищу плевать, одна рука останется у гордого вора или две. Им лишь бы балаган погромче.
— Хороша кобылка! — причмокнул мужичок справа от меня, так подаваясь вперёд, что вот-вот и сам через плетень нырнёт на арену.
— А парень-то как хорош! — ахнула девица слева, из тех, кто словил воздушный поцелуй и протолкался поближе в надежде утешить поверженного красавца (если, конечно, повреждения не окажутся необратимыми).