Наследник

Да, одежду меняли каждый день, но он сам стирал свои носки, трусы и спортивную форму. Да, стеллажи с видеокассетами вздымались под потолок – но пользоваться телевизором ему разрешалось лишь по воскресеньям, два часа после ужина. Музыкальные диски были доступны постоянно, и он мог слушать своих любимцев – Азнавура и «Битлз» – во время тренировок в гимнастическом или фехтовальном зале. В любую свободную минуту он уединялся с книгой. Но этих свободных минут было так мало…

И комнатка у него была тесная, холодная, угловая, в самом конце коридора на последнем этаже старинного особняка. И кровать – такая же, как в училище, узкая и жесткая, с тоненьким матрасом. Зато какой вид открывался из окон этой каморки! Просыпаясь на рассвете, он смотрел в окно и видел, как над горами встает солнце. Вечером он глядел в другое окно и любовался закатом над морем. А если сбежать по крутой тропинке, то через десять минут можно было оказаться на пристани среди рыбаков, а по выходным после церковной службы можно было выйти в море… Надо ли говорить, как тяжело было ему расставаться с этим домом? Но он с самого начала знал, что разлука неизбежна. И старался не привязываться ни к чему – ни к дому, ни к вещам, ни к людям, которые его окружали.

В процессе обучения он кочевал из города в город, из семьи в семью. Позже Михаил понял, что милые люди, дававшие ему приют и обучавшие его, приходились ему дальними родственниками и являлись членами различных королевских семей.

Приемный сын князя Ухтомского посещал лекции в Геттингенском университете, изучал морское дело в шведском королевском яхт-клубе, прошел 42-недельные офицерские курсы в Сандхерсте. У него было множество приятелей – и ни одного друга.

Возвращаясь к Ухтомским, Михаил рассказывал о том, как прошел очередной выездной курс обучения, и каждый раз княгиня задавала ему один и тот же вопрос, и он каждый раз отвечал одно и то же: «Никак нет! Ни в кого не влюбился и ни на ком не женился».

Шутки шутками, но он и в самом деле не влюблялся с тех самых пор, как потерял свою Анку, дочь греческих подпольщиков. Как-то он рассказал одной из дочерей Бориса Борисовича о своем детском увлечении. Княжна пришла в ужас: «Влюбиться в дочь коммунистов!» И он понял, что совершил ошибку. О любви нельзя говорить. Никому. Потому что тебя не поймут.

О любви нельзя говорить даже тому, кого любишь. Потому что все равно расстанешься. Разлука не причинит боли любимой женщине, если она не знает, что ее любят.

Выражаясь языком сентиментальных повестей, ни одна женщина так и не свила себе гнездо в сердце Михаила. Он знал, что грешит, деля с ними ложе. Но этот грех входил в число тех неизбежных прегрешений, без чего его жизнь в обществе была невозможна.

На пороге пятого десятка лет, когда многие уже ласкают внуков, он все еще оставался без жены и наследников.

Внезапно появилась Катя.

Это было похоже на внезапный шквал в море, когда на небе нет ни облачка, и яхта плавно скользит под мягким дыханием бриза. И вдруг по морю проносится рябь, на волнах вскипают пенные гребешки, и резкий удар ветра кренит мачту, да так, что парус хлещет по воде, еще секунда – и ты опрокинешься!

Он испытал что-то подобное, когда впервые увидел Катю.

Она сидела в последнем ряду конференц-зала одна, и ее белая блузка ярко выделялась на голубом фоне пластиковых кресел. Все началось с небольшой полемики по регламенту, которую Михаил, безусловно, выиграл. И тут же выступил с докладом, обращаясь в основном к своему старому оппоненту профессору Канимуре, сидевшему в первом ряду. Иногда он бросал взгляд в зал и поверх голов слушателей пытался разглядеть Катю. Но вот Канимура неожиданно задал вопрос, и Михаил стал ему объяснять, а когда вновь глянул в конец зала – там было пусто. И он запнулся, едва сумев закончить фразу. Дискуссия с японским социологом уже не имела смысла. И сама социология не имела смысла. И сам конгресс тоже не имел смысла – с того момента как исчезла женщина в белом в последнем ряду.

Какой же горячей, счастливой волной окатило его, когда он снова увидел ее в токийской церкви! На этот раз никакой Канимура не смог бы помешать ему, и Михаила потянуло к ней. Так замерзший в буране путник, вдруг попав в теплый дом, тянется к очагу, рискуя обжечься…

«Она будет моей женой», – говорил он себе, любуясь ее лицом, наслаждаясь звучанием ее голоса, вдыхая запах, исходивший от ее волос. Она будет его женой, и он сможет видеть ее каждый день. И даже каждую ночь. Они будут счастливы вместе, потому что иначе просто не может быть.

Какая глупость.

Как же он мог забыть простое правило? Нельзя никого любить. Потому что придется расстаться.