Наследник

«Так вот о какой войне говорил Михаил, – слушая мерную речь священника, думала Катя. – Вот, значит, о чем он все время думал. Как же я не смогла разглядеть, что его сердце занято? Пусть не женщиной. Это много хуже! С соперницей я бы справилась. Если б не смогла, в крайнем случае, подсказала бы Даша. Но он отдал себя России! А я для него была лишь легким приключением…»

Ей хотелось подобрать еще какие-нибудь обидные слова, но не получалось. Она не могла ни обижаться на Михаила, ни осуждать его. Больше того, осуждать она могла только себя.

Что влекло ее сюда? Не запретность ли желанного плода? Как только она узнала, что он недоступен – это случилось в феврале после отцовского звонка – ее чувство вовсе не угасло, а, наоборот, стало только сильней.

Для чего она тогда соврала ему про мужа? Только ли для того, чтобы разорвать отношения, которых еще не было и в помине? Или для того, чтобы причинить ему боль? Да! Именно так! Мужчина забудет любую ласку, но боль забыть невозможно. Такова человеческая природа.

Она причинила ему боль, чтобы он влюбился в нее еще сильней. По крайней мере, так она рассчитывала. Что же получается? Все зря? Она обманула сама себя?

Да, она привыкла себе врать. Говорила себе, что справится, что сможет выбросить Михаила из сердца. И в то же время все больше и больше привязывалась даже не к нему, а к воспоминаниям и к мечтам о нем. Она влюбилась в миф, который сама же и сочинила.

А оказывается, нет никакого Майкла Вертера, греческого ученого, такого простого и милого, заботливого и влюбленного.

Есть только Михаил Романов, наследник престола. Престола, из-за которого сто лет идет невидимая война.

– …Государь во все века должен был оставаться, прежде всего, воином, – говорил священник, перебирая четки. – Бог дает людям законы, по каким им следует жить. Государь дает им защиту. Человек от человека научается и от человека же страдает. Зло, творимое в мире, оно ведь не из воздуха берется, не с дождем на нас проливается. Зло творят люди, и людям же предстоит это зло победить. Государь – он и судья, он же и полководец. Было бы ошибкой, если бы человек, идущий к престолу, уклонялся от столкновений со злом. Зло нельзя обойти стороной, его можно только преодолеть…

«Зачем он мне это говорит? – думала Катя. – Хочет лишний раз напомнить, что я не могу стать супругой наследника? Разве он еще не понял, что теперь единственное мое желание – стать монахиней?»

– …Возможно, ему уже завтра придется покинуть остров. Если желаете, я попрошу матушку Серафиму. Она пустит вас попрощаться.

– Нет, батюшка, не надо. Но… – она запнулась.

– Вы хотели о чем-то попросить?

– Нет. Просто спросить. Могу ли я взять с собой в пещеры кота? Здесь где-то бродит мой кот…

– Рыжий такой?

Отец Роман глядел ей за спину. Катя обернулась и увидела, что ее кот забился в угол веранды под низкую лавку. Он смотрел на нее, поджав уши, и явно не собирался выползать из укрытия. «Бедный, – подумала Катя. – Он напуган. Он видел что-то ужасное».

– Из пещер он убежит, – сказал отец Роман. – Кошки там почему-то не приживаются. Но если ему нравится жить здесь, пусть живет. Вы будете приходить сюда каждый день для уборки и ремонта, да и за садом надо постоянно приглядывать. Таким будет ваше послушание.

Сказав это, он встал и, осенив ее крестным знамением, направился к двери.

– Батюшка, – позвала вдруг она.

Священник обернулся.

– Я, конечно, не самая что ни на есть истовая христианка, – глядя куда-то в сторону, будто не в силах поднять на него глаза, сказала Катя, – но… Но мне очень хочется, чтобы Бог был и чтобы я стала такой, какой бы он хотел меня видеть. Но зачем все это, если он попустительствует такому? Допускает такое? Вот, что сотворили плохие люди ночью на острове, – сказала она, указывая на окровавленный пол. – Они, как зверя, травят хорошего, доброго человека. И вообще, на свет рождаются калеки, умирают младенцы и припеваючи живут подонки… Зачем он так…. Не вижу смысла… Если можно, объясните – мне очень трудно с этим жить, – волнуясь и поэтому неловко подбирая слова, закончила Катя.

– Этот вопрос волнует многих людей, – вздохнув, покачал головой священник. – Видите ли, уважаемая Катерина Николаевна, земные невзгоды воспринимаются так болезненно оттого, что люди не очень-то верят в бессмертие человеческой души. Вы поймите, как бы того мы ни желали, по-настоящему счастливыми здесь никогда станем. Но если мы веруем, что земная жизнь есть подготовка к жизни вечной, то на все скорби и страдания можно взглянуть иначе. Ведь и родитель наказывает дитя, не желая ему зла, а желая привлечь его к доброму. Так и Господь поступает в нашей жизни. Каждому из нас Он дает возможность трудиться во спасение своей души. И когда Он видит, что кто-то уже не станет лучше, то забирает его из этой жизни на самом пике его духовного совершенства. Я с вами согласен: порою этот путь к спасению бывает очень сложным и непонятным для нас, для людей. Но что поделаешь, неисповедимы пути Господни, и нам остается лишь молиться и верить. Молиться и верить…

* * *