Наследник

Мама, как всегда, права: выпивка в реестре ее претензий в мой адрес неловко мнется недооцененной лишь на второй ступени пьедестала. Высшую занимает бестолковость и сумятица в моей жизни в общем и целом. На такой местности затеряться – пара пустяков. Лишь один день в году, нелюбимая мною суббота, отмеряющая физически долготу моей жизни, как следует организована. Потому что организатор – не я. Возможно, его заведомая продуманность и злит. Что ж, это ответ.

«Не самый худший».

«Спасибо, мамочка. На самом деле я очень тебя люблю. И виноват – такой я бываю неблагодарной свиньей».

«Думаешь, наверное, что раз в год?»

«Хотелось бы думать именно так».

«Не льсти себе. Я тебя тоже очень-очень люблю».

Часть вторая. Суббота

Глава 1. Мамина квартира и прочие чудеса

У закрытой двери произведение из дерьма. Горкой. Отсутствует лишь свеча на вершине. Пик Волюнтаризма, – присваиваю я имя, хм… инсталляции, имея в виду произвольность решения.

– Спасибо тебе, Дядя Гоша. Уважил.

– А ты как хотел? – ворчит он в ответ. Не умеет признаваться, что виноват. В то же время слепой не заметит, что ему неудобно. Наверное, выбирал, бедолага, из двух зол: дать знать, что уже пора на выгул, или придержать это знание? Однако же единственное и придержать…

– Я не злюсь.

– Еще бы ты злился. Если в комнате насрано, значит человеческий фактор облажался. У кого хочешь спроси.

– Кто спорит?

– С «днюхой» тебя, короче.

– С «днюхой»? У тебя что, новая подружка из мира гламура? Светская львица? Нет, не львица, львица для тебя крупновата будет.

– Ты особо-то не того… Крупновата. Будет оказия, тогда и посмотрим. Да нет, не подружка. Так вышло. Вылетело. Случайность. Слово понравилось. Плюха-днюха-ш…

– Стоп, не продолжай. Муха-Цокотуха… Соседку не слышишь? Дома она?

– Куда-то полчаса назад ушлёпала.

– А ты все маешься.

– А я все маюсь. Собственно уже и нет, как ты заметил.

– Да уж, тут пройдешь мимо, не заметишь… С другой стороны, неплохо, что нужда спешить отпала. Сейчас соберусь и сразу к матери двинем. Не спеша. Вот и прогуляешься. Главное, по-тихому давай, чтобы Петруху не разбудить.

Я невольно замираю, с ужасом ожидая окрика: «Сухов!» Но нет. Пока мне везет.

– Уговорил, я, так и быть, с малой потребностью до двора дотерплю. Но смотри, особо не рассусоливай.

Покладистость Дяди Гоши – его второй по счету подарок. Самый дорогой. Жаль, в покладистость свечку не вставишь. С этими мыслями и подобающим выражением лица я берусь устранять первый, у двери.

«Ну так я потихоньку начну накрывать?»

«Мамочка… Удивительно удачно выбран момент…»

«Ну, прости, проглядела».

«Да что уж там, мы люди простые. Через часик, наверное, буду. Максимум через полтора. Я с Дядей Гошей».

«Неужто сам соизволит явиться? Что-то сильно я сомневаюсь».

«Не знаю, не спрашивал. Да и смысла нет, скажет: как пойдет…»

«Постарайся слишком не задерживаться».

«До пяти еще времени море».

«Как сказать. Целую и до скорого».

Что это я? Мама захочет, так пять часов вечера через минуту наступит.

«Сглупил…»

«Рада, Ванечка, что наконец проснулся. Целую еще раз».

Пока убираю за Дядей Гошей подарок, неожиданно сознаю, что за все годы соседства с Петрухой ни разу не задумался – как и где домовые справляют нужду? Мотив вопроса мне ясен – парень которые сутки сидит в банке. Но не его же расспрашивать? Конечно, нет, себе дороже выйдет. Посему я без колебаний признаю состоявшимся скороспелый вывод: не знаю, как у других домовых, а у моего испражнения прямо на месте перерабатываются в характер. Замкнутый цикл, а не существо, совершенно безотходное.

«Часы, кошелек, ключи…». Смысл только в последних.

– Тронулись, Дядь Гош.

– Прямо на французский манер.

– Как скажешь.

За маминым окном несколько растрепанных облаков на ярко-голубом фоне. Кто-то из своих, по ошибке допущенных в святая святых, подло выдрал клок из бороды Господа. Теперь несется распавшийся клок по небу, неприкаянный, и земле и небу совершенно лишний. На подоконнике однолапое, безухое существо. Не будь оно моей детской игрушкой, в жизни не признал бы в нем зайца. Несчастный зверек давным-давно был превращен моим неуемным и безответственным любопытством в помоечного уродца. Дети – первейшие расчленители, но только единицы их несут этот дар через всю жизнь. Я о патологоанатомах. Но и не только.