Наследник

– А как прикажете быть с эмоцией?! Как еще назвать эту его хуйню, если она хуйня и есть? Ну извините… То, что… ваш недоросль наваял! Галиматьей? Это, милочка, не галиматья! Это как я сказала. Не бойтесь, не скажу. Причем первостатейная! И уж простите старую дуру, переучиваться мне поздновато. Так-то. К тому же во дворе мальчик и не такое слышит. Поверьте моему опыту: ваш Иван и сам при случае не преминет козырнуть крепким словцом. Странно, если это не так. Он с девочками дружит? Впрочем, мне-то какое дело… Влезла, старая кошелка, не в свое… Правда, знающие люди говорят, что одно с другим вместе – симптом. То есть излишняя обходительность в речи и дружба исключительно с мальчиками. Вообще, не это важно. Главное, чтобы к месту. И в тему. Но они ведь, бестолочи, этого не умеют. Впрочем, я никому в репетиторы не навязывалась и не навязываюсь. Ваше право решать.

Завидная доля сына очаровывать дворовую шпану к месту ввернутым крепким словцом маму, конечно же, привлекала не в той степени, на какую было рассчитано. Далеко не так, как меня. В то же время упорство предшественницы, мастерицы художественного слова Зинаиды Викентьевны истончилось быстрее носок, если бегать в них по асфальту без обуви. Зинаида же свет Викентьевна ни разу не заикнулась о том, чтобы оставить позиции. При том, что я их бомбил нещадно, гранатами забрасывал и газы пускал. Больше того, мама заметила, что письменность моя стала сближаться с общепринятой. Я перестал отстаивать право устанавливать толщину стекла количеством «н» в слове «стеклянный». Прогресс был отмечен и учителями. В школе о таких, как я, охламонах пустое бы говорить не стали. Дело сказали.

Еще мама знала, что без репетиторской прибавки к пенсии «старой ведьме» нечего было бы пересылать дочке в Мурманск. Та лет десять назад умчалась в далекие края на институтскую практику и застряла. Примерзла. С неоконченным высшим, на пару с юным, еще не оперившимся рыбачком. А чтобы скучно не было – с двойней от него под сердцем. Счастливый отец дождался родов и первым делом сбегал с соответствующими бумагами в военкомат. Отметился, чтобы впредь в армейские жатвы не беспокоили. Ведь не абы как! Кормилец. Пацаны у него. Будущие солдаты. Годик покрутился туда-сюда, потом сгинул без следа. Не в море. Совершенно в другую сторону двинул. Соседка видела его на вокзале с «нездешней, приезжей» девицей. Видно, привычка такая у парня выработалась, или ген какой от рождения скособочен – когда только «нездешнее, приезжее» цепляет. Как «нездешнее-приезжее» «своим-местным» становится, так и интересу конец. Какое ни есть, а постоянство.

Надо сказать, брошенная жена мужу в постоянстве уступила немногим. Она тоже отличилась в деле верности протоптанным тропам. Вдогонку беглецу привела от него на свет еще одного мальчишку.

Зинаиду Викентьевну эта новость настигла по телефону и ожгла поперек сердца. Дар речи куда-то исчез, во рту пересохло, словно промокашку жевала. Дочь даже несколько раз дунула в трубку, решила, что связь прервалась. Тут же пожалела, что ошиблась со связью. Бабушка, сотрясая воздух, заметалась по комнате с телефонным аппаратом в руках. Хорошо, что провод был длинным, иначе обрыв был бы неминуем. Стены дома содрогнулись от ужаса. Никогда он не был так близок к разрушению. При том, что всех столичных градоначальников пережил.

– Чем ты думала?! Тебе сказать? Тогда слушай…

– Мама, не надо, нас разъединят, а я полчаса дозванивалась.

– Гады… И почему не обмолвилась ни словом? Ну, понятно, зачем вам, молодым, советы. Вы же сами с усами. Ты вообще в курсе, что есть такое слово «а-борт»?! Алевтина, Борис, Ольга…

Обессилев от гнева и невозможности что-либо исправить, Зинаида Викентьевна рухнула в кресло, судорожно пытаясь собраться с мыслями. Может и хорошо, что мысли все разбегались и разбегались – слишком мрачным бы получился букет. Сплошь черные цветы, каких в природе не встретишь, потому все они растут и распускаются в жизни.

Только теперь дочь смогла пробиться к материнскому уху с чем-то большим намека на чужие уши на линии:

– Ты прости меня, мама, но я, ей-богу, так намаялась, что, когда… когда спохватилась… – поздно уже было. Ты все учила меня, наставляла: это не твое, то не твое… Может быть, детей растить – это и есть мое. Славкой назвала, в память о папе.

«Дура! Дура! Какая безответственная дура! Это в наши-то времена троих… Без отца… Шла бы в детсад воспитательницей, если призвание… Как их поднимать? На что?»

Зинаида Викентьевна вдохнула поглубже, чтобы на одном дыхании выдать все это в эфир, но тут телефонная связь одарила заслуженной передышкой и себя, и мать с дочерью. Прервалась. Техническое несовершенство, притворившееся чувством такта.

Как минимум один абонент расценил происшествие совершенно иначе, о чем не преминул известить замолчавшую трубку. Телефонный аппарат был черного цвета и поэтому краснел незаметно.