Вспомнив, как в таких случаях поступал отец, Николай, осторожно взяв губами нежное тельце, выпустил его на ладонь и с неё дальше в воду. Рыбка вильнула золотистым мечом-хвостом в знак благодарности и скрылась в зелёных зарослях. Нечаянное происшествие встряхнуло Захарыча. Мысли вернулись в привычное русло, потеснив возникший после разговора с Томой негатив. «Конечно, хорошо бы проверить у самой Женькиной дочки, как обстояло дело, только где искать Лену, непонятно. Алевтина в этом вопросе не помощница, — решил он после некоторого размышления. — Можно, конечно, попробовать позвонить матери Плескова в Екатеринбург. А если и там о нём ничего не знают? Поднимется ненужная шумиха, и это навредит делу. Женьку найти надо, а не судить, кто из его дам больше прав или виноват,… — Захарыч скользнул рассеянным взглядом по телефону. — Интересно, почему этот его друг Володя не позвонил до сих пор? — Наверняка узнал в институте нечто нелицеприятное, и решил в кустах отсидеться. В таком случае останется единственная зацепка — машина. Подержанная „четвёрка“, что иголка в стоге сена, их в только столице, не считая области, как бродячих собак. Опять придётся Митина с Серёгой напрягать»…
Захарыч протянул уже руку к телефону и тут, опередив его, аппарат зазвонил сам.
— Приветствую нашу доблестную милицию, — раздался в трубке голос Володи. — Тебе Тома не звонила?
— Только что, беседовали минут двадцать. Где сейчас Плесков, она не знает. И, судя по всему, рассталась с ним тогда же, когда и прочие, — не вдаваясь в подробности, ответил Захарыч.
— Хорошо хоть соизволила, — облегчённо вздохнул Володя. — Я её пару дней так и сяк уговаривал, она ни в какую. Не буду спрашивать, что она наговорила, итог тебе известен.…В институте почему-то уверены, — сообщил он после паузы, — что Женька сейчас за границей, и помог ему туда уехать бывший шеф. К сожалению, проверить нельзя, дядя Саша умер с год назад.
— Жаль, — вздохнул Захарыч. — Ты Женькину дочку когда в последний раз видел?
— Не могу сразу вспомнить, — Володя смолк на мгновенье. — Пожалуй, давно, постой-ка, Алевтина как-то говорила, что она в Екатеринбурге, у матери Плескова живёт. Мать совсем плоха, присмотреть надо, ну и пустая квартира опять же. Что-то не так?
— Просто уточняю информацию, — успокоил его Захарыч. — Больше ничего интересного узнать не удалось?
Володя помялся:
— Есть кое-что, не пойму только, чем помочь может. Последние годы Плесков с молодыми ребятами с кафедры дружбу водил. Я поспрошал за парой пива их заводилу Ипатова. Так вот: они всей кампанией часто парились в Кадашовских банях и после парилки заглядывали в ресторанчик в переулке между Пятницкой и Ордынкой. Этот Ипатов вспомнил, как однажды Женька, видимо узнав кого-то, помахал рукой и вышел, а вернувшись, пояснил, что встретил старую знакомую. Он даже имя назвал: Софья, кажется.
— И всё?
— Да, пожалуй, — Володя виновато смолк.
— Немного, но спасибо и на этом. Будем тему считать закрытой, — вздохнул Захарыч. — Ты мог бы на правах старого знакомого Лене в Екатеринбург позвонить? Только так, чтобы Алевтина не знала, — попросил он. — Узнай, как живёт, когда в последний раз отца слышала. А то, мол, в институте про него давно ни слуху, ни духу…
— Попробую, товарищ подполковник. Как дозвонюсь, сообщу лично, — ответил Володя совершенно серьёзным тоном и положил трубку.
…Отыскать следы Софьи оказалось несложно. Уже во втором по счёту заведении заведующая подтвердила, что около года назад у них работала подходящая по возрасту повариха.
— А почему она уволилась? — поинтересовался Захарыч.
— Квартиру новую получила, ездить стало далеко. Сами посудите, кухня работу только после 11 вечера заканчивает. Час на дорогу — домой за полночь возвращаешься. А девочка уже взрослая: глаз да глаз нужен, они вдвоём с дочкой живут, — пояснила заведующая. — Софья с месяц по общественному транспорту помоталась, и устроилась поварихой где-то рядом с домом.
— Вы так хорошо всё помните, словно вчера это было, — удивился подполковник.
— А как иначе? — удивилась словоохотливая заведующая. — Мы в одном училище учились и почти двадцать лет вместе бок о бок проработали. Вы ничего такого не думайте, — добавила она испуганно. — Софья женщина хорошая, добрая, а главное очень честная. На кухне всегда излишки бывают, так за все годы ни одной крошки сверх того, что положено, не взяла.
— А почему же тогда всю жизнь в простых поварихах? — поинтересовался Захарыч.
— Думаю, из-за сестры, — заведующая махнула рукой. — Знаете, как начальство рассуждает: родные, значит одного поля ягоды, одна на руку нечиста, и у другой рыльце в пушку. А на деле: за её недостачи Софье приходилось свои деньги вносить. И ведь не откажешь: если сестра живёт рядышком, в квартире покойной матери…
— Где сестра работала, вы, часом, не помните?
— На Овчинниковской набережной, в угловом магазине, который снесли не так давно.
XX