Аня читала стихи негромко, с воодушевлением, нараспев, как читают стихи поэты, и, закончив, в смущении опустила голову.
— Да у вас с ним любовь! Меня вы не проведете, — с игривым смешком сказал Леон, но тут же спохватился и поспешно провел ладонью по своему лицу, как бы стирая с него невольно проступившее сальное выражение. — Я серьезно — вы любите его?
— Ну что вы! — пожала плечами Аня. — То есть, как бы это поточнее выразиться, люблю, но как товарища или брата. Он на самом деле очень славный. Мы с ним просто близкие друзья. Вам понравились мои стихи? Вы ничего не сказали…
— Прелестные стихи! — воскликнул Леон. — Грацио! Вот уж не ожидал. Да вы настоящий талант. Можете мне поверить. Меня еще в школе прозвали эстетом. Честное слово. Хотите, порекомендую ваши стихи куда-нибудь в журнал?
— Нет-нет, не надо! — улыбалась девушка. — Ведь я пишу для души, а не для печати.
— Я вас понимаю. Как я вас понимаю! — с горячим искренним чувством подхватил Леон. — Я сам такой же, представьте себе. Я мог бы сделать блестящую карьеру, но не хочу. Зачем? Мои предки — столбовые дворяне. Корни нашего генеалогического древа восходят к младшей ветви Рюриковичей. Моя родная бабушка окончила Смольный и весьма близка была с великим князем. Ну не смешно ли? Правда, все смешно, что не касается лично нас. В другую эпоху у меня, возможно, были бы лакеи, выезд, свой герб, меня принимали бы в высшем обществе. Но я нисколько об этом не жалею. Я и сейчас могу все иметь. Но просто не хочу. Стать рабом тщеславия — значит похоронить в себе художника. Настоящая поэзия требует полной самоотдачи. Моя высшая цель — это нирвана, раскованность, ничем не связанное парение духа. Мне было нелегко, но зато я добился поставленной цели — полностью раскрепостил себя…
Леон умолчал лишь о том, как далеко он зашел в этом.
— По-моему, вы не правы, Леон, — помолчав, мягко возразила Аня. — Возможно, я не совсем правильно вас поняла, но разве бывает творчество без борьбы, без цели, без идеалов? Я просто не представляю этого.
— Согласен! — с пафосом подхватил Леон. — Именно это я и имел в виду. Но просто я, очевидно, слишком образно выразил свою мысль.
При расставании Леон был удостоен высокой чести — приглашен в гости к Ане на день ее рождения. Это был крупный успех.
Утром следующего дня Леон подошел к Володе Мезенцеву, давешнему молодому широкоплечему парню со шкиперской бородкой, и показал блокнотик с переписанной передовой статьей. Однако мастер статью читать не стал, а кивнул и сказал:
— Вижу. Иди работай!
Как ни старался Леон отвертеться от исполнения своих обязанностей электросварщика, как ни откручивался, ему пришлось взять в руки сварочный агрегат.
Некоторое время Кобыльский наблюдал, как другие обращаются с этим предметом, испускающим ослепительно белое пламя и кучу колючих искр. Потом боком, осторожно, точно к опасному зверю, приблизился к своему электросварочному агрегату. Поднял его.
— Эй, как там тебя? Чего резину тянешь? — сердито крикнул мастер. — Обед уже скоро, а ты все волынишь!
Леон заторопился. Кое-как вставил электрод в тройник, взялся за рукоятку, надвинул на лицо щиток, зажмурился и приставил электрод к металлической ферме, которую должен был приварить. Агрегат дернулся в руке, громко зажужжал. Леон едва не отбросил его в сторону, но удержался и приоткрыл глаза. Взгляд его сфокусировался в одну точку. Сквозь дымчатое стекло пламя казалось обыкновенным белым пятном.
Он попытался оторвать электрод от металла, но не смог. Стал дергать сильнее. Бесполезно. Пока электрод полностью не сгорел, Леон так и не оторвал его от металла, где образовался язвоподобный уродливый металлический нарост. Он менял электрод за электродом, усеивая ферму металлическими блямбами. Он сделал все, что мог. Это была не его вина, что у него не получалось хорошего сварочного шва.
Его сильно толкнули в спину. Леон оглянулся — позади стояли молодой мастер со шкиперской бородкой и два улыбающихся сварщика.
— Дай-ка сюда, — потребовал мастер. — И беги отсюда. Эх ты, тепа! Не знаешь даже, что такое вольтова дуга. Пойдешь чернорабочим, если не умеешь делать ничего другого…
— Никуда я не пойду, — решительно заявил Леон. — Надо прежде спросить — хочу ли я быть чернорабочим, а потом предлагать. Я требую какой-нибудь руководящей должности. Иначе я вообще отказываюсь что-либо делать…
— Да ты никак спятил, дружище! — мастер в изумлении уставился на Леона. — Пойди-ка проспись…
Леон не заставил просить себя дважды.