Сознаніе, что она мало слдила за развитіемъ старшей дочери, сильно мучило мистриссъ Эдмонстонъ; она боялась впасть въ ту же ошибку и съ меньшей; притомъ на дн души ея шевелилось убжденіе, что если Гэй дйствительно любитъ Эмми, то его не оскорбитъ временная холодность съ ея стороны. Но она сильно волновалась при мысли, какъ взяться за этотъ щекотливый вопросъ. Въ эту минуту кто-то постучался къ ней въ двери, и въ комнату вошла Эмми.
— Что это ты, душа моя, не спишь? спросила мать.
— Мы вс сидли въ комнат Эвелины, мама, — сказала Эмми. — Эва намъ разсказывала про лондонскую свою жизнь, а затмъ мы разговорились о завтрашнемъ дн. Гэй общалъ прослушать хоръ пвчихъ въ школ; мы условились, если вы разршите, отправиться всмъ завтра утромъ въ Истъгиль; Чарльза повезли бы въ фаэтон, а мы бы взяли съ собой осла. Тамъ бы позавтракали у Мэри и съ ней вмст взобрались бы на вершину горы. Гэй давно насъ туда приглашаетъ; оттуда, говорятъ, видъ прелестный, а на гор есть тропинка, по которой Чарльза можно будетъ покойно довести до верху.
Мать ничего не отвтила. Эмми показалось это очень страннымъ. У нихъ ежедневно устроивались прогулки въ такомъ род, и мать никогда имъ не препятствовала; а тутъ вдругъ она задумалась на отвт.
Дло въ томъ, что Гэй затялъ все это путешествіе. Мистриссъ Эдмонстонъ боялась, чтобы это обстоятельство не повлекло за собой важныхъ послдствій.
— Можетъ быть, у васъ есть другой планъ въ виду, мама? — спросила Эмми: — намъ все равно.
— Нтъ, душа моя, — отвчала мать:- я не запрещаю. И сердце ея дрогнуло. — Мн нужно бы съ тобой переговорить кой о чемъ.
Эмми остановилась прямо противъ нея въ ожиданіи вопроса. Мистриссъ Эдмонстонъ запнулась, и наконецъ произнесла:
— Эмми! я тебя не упрекаю, но совтую быть не много осторожне съ Гэемъ….
Молодая двушка вспыхнула. Видя, что она попала въ цль, мать продолжала смле:
— Ты съ нимъ въ послднее время слишкомъ сблизилась, душа моя. Дурнаго тутъ ничего нтъ, я знаю, и потому ты не должна понапрасну тревожиться. Но я прошу тебя только быть осторожне. Ты знаешь, хоть вы и зовете его кузеномъ, но вдь онъ вамъ почти неродня.
— Мама, голубушка, не продолжайте! — сказала Эмми прерывающимся отъ волненія голосомъ: — мн тамъ стыдно за себя! Мать замтила, что ея слова сильно потрясли бдняжку Эмми, вообразившую, что она совершила что-то такое неприличное для молодой двушки, и потому она всячески старалась успокоить ее.
— Я теб повторяю, другъ мой, — говорила она:- что ты ничего дурнаго не сдлала. Я тебя только предупреждаю; чтобы спасти отъ дурныхъ послдствій. Теб не нужно такъ часто оставаться съ Гэемъ глазъ на глазъ; вотъ и все. Вы въ послднее время пли, гуляли по вечерамъ, работали въ саду, все вмст. Ну, такъ ты теперь отдались немного, сиди чаще со мной и съ Лорой. Больше я ничего не требую.
Каждое слово матери увеличивало смущеніе Эмми. Прямое обвиненіе въ кокетств не такъ бы сконфузило свтскую двушку, какъ это ничтожное замчаніе испугало скромную, чистую Эмми. Она втайн сознавала, что сама нердко поощряла ухаживанье Гэя за собой, и это мучило ее, какъ преступленіе. Безъ словъ кинулась она къ матери на шею и, крпко прижавшись къ ней, спрятала свое пылающее лицо на родной груди. Мать нжно обняла ее и начала цловать, приговаривая:
— Ну ступай же, дитя мое, милая ты моя Эмми! пора спать!
— Прощайте, мама! — прошептала сквозь слезы дочь. — Мн такъ совстно за себя!… увряю васъ!
— Ну, полно, это все пустяки. Будь осторожне и не толкуй объ этомъ больше. Господь съ тобой! — сказала мистриссъ Эдмонстонъ, и он разошлись.
Бдная Эмми! Кончены вс ея радости, вс ея игры съ милымъ Гэемъ! Сердце ея сильно заныло при воспоминаніи о немъ. Бывало, еще издали слышитъ она его тихій свистъ; каждое слово, произнесенное его свжимъ, звучнымъ голосомъ, отдавалось точно музыка въ ея ушахъ; ничего она не длала безъ его помощи или совта, и чтожъ теперь? кром стыда и раскаянія, ей ничего не осталось на память.
— Меня такъ и тянетъ къ нему, — думала она, обливаясь слезами:- но я должна оторваться отъ него. Все кончено!…
И ставъ на колна, молодая двушка горячо просила Бога подать ей силы отказаться отъ своего счастія. Она и не подозрвала, что въ эти два года Гэй, по милости ея скромности, сдерживалъ свое сердце еще боле, чмъ она. Эмми старалась убдить себя, что она сама завлекала Гэя, и потому должна нести за это наказаніе; она никакъ не воображала, что Гэю будетъ невыносимо тяжко переносить ея холодность.
На другой день, утромъ, началась пытка Эмми. Она явилась внизъ, вполн вооруженная твердостью, и на вопросъ Лоры, согласна ли мать на ихъ прогулку, отвчала, что, кажется, нтъ. Но подоспвшая, какъ нельзя боле кстати, мистриссъ Эдмонстонъ объявила дочерямъ, что она сама съ ними отправляется въ Истъ-Гиль, потому что, обдумавъ хорошенько все дло, она нашла, что затрудненія вс исчезли. Эмми поняла мать, вспыхнула — и взглядомъ поблагодарила ее.