— Я слава Богу, здорова, благодарю васъ, — отвчала Эмми. Не смотря на эти увренія, мать ея сильно тревожилась, вполн сознавая, что горе дочери слишкомъ велико, чтобы можно было обнаруживать его слезами. Она убдила Эмми лечь съ ней въ одной комнат, но до этого явился еще Арно за приказаніями, и Эмми, стоя съ нимъ въ корридор, поручила ему, какъ можно осторожне разбудить капитана Морвиля, и объявить, что мистеръ Эдмонстонъ съ супругою пріхали, но что они совтуютъ ему покойно ложиться спать, а свиданіе отложить до слдующаго дня. — Постарайтесь, Арно, — прибавила Эмми:- чтобы онъ не слыхалъ, когда завтра понесутъ тло. Хорошо бы было, если бы онъ спалъ тогда.
Мистриссъ Эдмонстонъ съ нетерпніемъ ожидала конца этихъ переговоровъ и отправилась съ Эмми на верхъ. Он вдвоемъ вошли въ маленькую комнату, гд на низенькой кровати, лежало тло умершаго Гэя.
— Посмотрите, какой красавецъ, — замтила Эмми, грустно улыбнувшись.
— Теб не слдуетъ сюда часто входить, — сказала мать.
— Да я только молиться сюда прихожу, — робко возразила Эмми.
— Душа моя, теб всякое волненіе вредно. Послдствія могутъ быть очень дурныя. Зачмъ же рисковать собою, милое дитя мое.
— Вамъ-то, мама, не слдовало бы сюда ходить, вдь горячка прилипчива, я и забыла. Пойдемте отсюда. Она взяла часы мужа со стола и отправилась съ матерью въ спальню. Тамъ она завела часы, попросила мать раздть ее; послушная какъ дитя, она легла въ постель. Объ Гэ она мало говорила, но лежала долго не смыкая глазъ и наконецъ упросила мать улечься, говоря, что ей тяжело видть ее подл себя, въ такую позднюю пору.
На разсвт слдующаго утра мистриссъ Эдмонстонъ проснулась и не могла опомниться отъ ужаса. Передъ нею стояла Эмми, въ полномъ внчальномъ своемъ наряд.
— Не пугайтесь, мама, — сказала она кроткимъ голосомъ:- у меня все цвтныя платья: другаго, кром этого, у меня нтъ.
— Душа моя! теб бы совсмъ не слдовало ходить, — замтила мать.
— Кладбище тутъ недалеко. Мы часто ходили съ нимъ туда гулять. Если бы я чувствовала, что это для меня вредно, я бы не пошла. Но мн такъ хочется! Вдь сегодня Михайлинъ день, помните, какъ мы о немъ мечтали. Говоря это, Эмми не пролила ни слезинки.
Пришли носильщики. Мистеръ Эдмонстонъ предложилъ своль руку дочери. Та отклонила ее, сказавъ, что ей удобне идти одной.
Странную картину представляли англійскіе похороны среди итальянской природы. Блая простыня, накинутая на гробъ вмсто покрова; блый нарядъ вдовы, все это придавало церемоніи видъ дтскаго погребенія. Снговыя вершины горъ, едва окрашенныя багряной зарей, и легкія облака благо пара, подымавшіяся клубомъ изъ разслинъ скалъ, — составляли рамку грустной, но вмст прелестной картины. Впереди всхъ, почти рядомъ съ гробомъ, шла Эмми, опустивъ длинный блый вуаль на лицо. За нею слдовали родители, горько плакавшіе о живой больше, чмъ объ умершемъ. Шествіе заключали Анна и Арно, оба убитые горемъ. Гробъ ноставили въ углу кладбища, тамъ, гд отведено было мсто для иноврцевъ. Посл непродолжительной, но полной выраженія молитвы, тло предали земл. Въ продолженіе всей церемоніи, Эмми, по совту матери, сидла на пн, находившемся подл самой могилы; скрестивъ набожно руки, она жадно вглядывалась въ послдній разъ въ милыя черты, и когда наконецъ гробъ опустили и начали засыпать могилу, она встала. Вдругъ изъ-за деревьевъ показалась длинная, блдная фигура. Шатаясь отъ слабости, задыхаясь отъ волненія, Филиппъ спшилъ къ мсту похоронъ и видимо боялся опоздать.
Эмми тихо подошла къ нему, взяла его за руку и взглянувъ прямо ему въ лицо, ласково проговорила:
— Все кончено, пойдемте лучше домой!
Точно ребенокъ, повинующійся нян, больной не отвтилъ ни слова и, опираясь на руку Эмми, медленно повернулъ назадъ.
Эдмонстоны не врили своимъ глазамъ. Слабая, кроткая Эмми подчинила своей вол гордаго Филиппа! Какъ только вся семья собралась дома, молодая женщина откинула вуаль съ лица и, уложивъ Филиппа на диванъ, строго замтила ему. «Ложитесь и не вставайте сегодня. Мама почитаетъ вамъ вслухъ». Мать хотла что-то возразить, но она повторила то же самое, прибавивъ: «А меня оставьте ненадолго одну». Отца она увела въ сосднюю комнату, куда минутъ черезъ пять принесла цлую кипу бумагъ.