Наследник имения Редклиф. Том второй

— Гэй моя няня, — сказалъ онъ нсколько времени спустя: — я къ нему дотого привыкъ, что мн трудно безъ него. Вамъ, Эмми, никогда ужъ не придется сказать теперь, что я не умю цнить вашего мужа!

— Полноте, вамъ вредно разстроивать себя, — возразила ласково молодая женщина, видя, что у Филиппа слезы на глазахъ. У нея у самой было сердце не на-мст, такъ сильно хотлось ей уйдти поскоре къ мужу, а между тмъ Филиппъ отъ слабости едва двигалъ руками и ей нельзя было оставить его одного.

Она нашла Гэя уже раздтымъ и въ постели. По его приказанію, Эмми пошла завтракать сама, но вскор вернулась. Ей показалось, что у мужа жаръ, все лицо его было красно и кровь въ вискахъ такъ и стучала.

— Эмми, — сказалъ Гэй, пристально взглянувъ на жену: — у меня горячка!

Не сказавъ ему ни слова, Эмми взяла его за руку и стала считать удары пульса. Пульсъ билъ очень сильно. Она машинально встала, пошла въ другую комнату и, свъ у стола, начала писать записку къ доктору-французу, приглашала его пріхать. Соображать она не была въ состояніи. Слова Гэя ошеломили ее, но она не потеряла бодрость духа. Забывъ о томъ, что у нея на рукахъ теперь, вмста одного, двое опасно больныхъ, изъ которыхъ одинъ ея безцнный мужъ; забывъ о своей молодости, неопытности, о страшномь гор, ей грозившемъ, Эмми твердила одно: теперь мн не на кого надяться, кром Бога, да будетъ же Онъ моимъ защитникомъ! и, вооружившись силою вры, она принялась исполнять должность сидлки около мужа и у постели Филиппа, кротко, безропотно, какъ всегда. Первый день прошелъ въ сильной тревог; Гэй не терялъ сознанія, напротивъ, онъ былъ въ неестественномъ напряженіи и въ ожиданіи доктора пробовалъ на себ вс средства, оказавшія помощь Филиппу. Въ то же время онъ постоянно уговаривалъ Эмми не очень утомляться бготнею сверху внизъ, а самъ волновался говоря, что по милости его, Филиппъ будетъ заброшенъ. Больной метался по постели то въ озноб, то въ жару и тревожно взглядывалъ на Эмми, безпрестанно требуя подать ему то одно, то другое лекарство. Она поправляла его одяло и подушки, подавала ему пить, угождала какъ умла, но Гэй не переставалъ волноваться.

— Какой я нетерпливый! сказалъ онъ наконецъ, видя, что бдная жена совсмъ выбилась изъ силъ. Стану лежать смирно! и онъ улыбнулся, когда Эмми начала его укладывать какъ ребенка. Дйствительно, полежавъ съ полчаса покойно, не шевелясь, Гэй уснулъ.

Эмми нсколько успокоилась, но сонъ ея мужа былъ тревоженъ; жаръ во всемъ тл усилился и дыханіе становилось тяжело. Горячка видимо овладвала Гэемъ. Писать объ этомъ домой у нея духу недоставало, она тайно надялась, что докторъ успокоитъ ее, сказавъ, что ничего опаснаго не предвидится. Эмми было непріятно даже отвчать на вопросы Филиппа, когда она къ нему завернула, и употреблять слово горячка, когда тотъ спросилъ, какіе признаки болзни у Гэя. Но по лицу и по глубокому вздоху Филиппа, она догадалась, что и его тревожитъ одна съ нею мысль:- не заразился ли Гэй, ухаживая за нимъ.

Наконецъ явился докторъ; скрывать было нечего, онъ прямо отвчалъ, что у милорда та же болзнь, что у monsieur, но что характеръ горячки слабе. Бреду не было. Гэй только все спалъ и когда докторъ его разбудилъ, онъ ясно, отчетливо отвчалъ на каждый его вопросъ и вообще былъ покоенъ. По уход доктора, онъ съ слабой улыбкой взглянулъ на жену.

— Эмми! уговаривать тебя, чтобы ты не ходила за мной, было бы напрасно. Ты слышала, докторъ сказалъ, что у меня горячка не прилипчивая, и потому теб бояться нечего, не оставляй же меня!

— Я очень рада этому — отвчала Эмми.

— Только будь умница, — возразилъ Гэй, — не повреди себ. Дай мн слово, что ты не будешь сидть вс ночи напролетъ подл меня.

— Хорошо, что ты меня не гонишь отъ себя, грустно замтила Эмми.

— Жаль мн тебя, дитя мое! съ печальной улыбкой продолжалъ Гэй. — Шутка ли имть двоихъ больныхъ на рукахъ! Это крестъ Господень, прими его покорно; вдь ты давно общалась переносить со мною вс скорби земныя, настала пора исполнить это общаніе.

Кроткое и вмст грустное выраженіе лица придавало красот Гэя какой-то особый характеръ. Эмми чувствовала, что ее притягиваетъ къ мужу не одна любовь, но какое-то глубокое уваженіе и даже страхъ, точно больной Гэй превратился въ неземное существо. Нагнувшись надъ нимъ, она смачивала его пылающую голову свжимъ одеколономъ, и когда спереди упрямые волосы начали безпрестанно падать ему на глаза, она, по приказанію мужа, отрзала непокорную волнистую прядь, которой Эмми и Шарлотта особенно любовались, говоря, что эта прядь есть термометръ расположенія духа Гэя. Онъ ее всегда теребилъ или приглаживалъ, смотря по тому, веселъ онъ былъ или грустенъ. Какъ ни жаль было Эмми посягать на прелестные волосы Гэя, она немедленно повиновалась и, срзавъ густую прядь на самомъ лбу, тщательно завернула ее и спрятала въ свой нессессеръ. Затмъ она прочитала мужу вслухъ псаломъ и онъ вскор опять заснулъ.