Наследник поручика гвардии

– И еще один вывод, – продолжил командир. – С моей точки зрения, следует выпускать торпеды не с пятидесяти саженей, а с тридцати-сорока, если, конечно, представится такая возможность. Этим мы значительно повысим точность попадания в цель, учитывая, тем более, несовершенство изготовленных нами пусковых установок. – Макаров вопросительно посмотрел на офицеров.

– Конечно, так, Степан Осипович! – с жаром поддержал его Зацаренный. – Надо пускать торпеды именно с тридцати-сорока саженей!

– Я, безусловно, согласен с вами, Степан Осипович! – заверил его и лейтенант Шешинский. – При этом риск будет минимальный, мы ведь подходим практически незаметно, десяток лишних секунд с точки зрения внезапности особого значения не имеет, а выигрыш от сокращения дистанции будет огромным.

– Спасибо за поддержку, господа командиры! Тем не менее должен предупредить вас, – он поочередно посмотрел на Зацаренного и Шешинского, – что ближе тридцати-сорока саженей подходить к цели никак нельзя. Во-первых, после выхода из «мешка» торпеда может не успеть развить достаточную скорость для срабатывания инерционного взрывателя при ее ударе о борт неприятеля. Вспомните о невзорвавшихся у берега торпедах, прошедших мимо атакованного вами броненосца. Во-вторых, мощность заряда торпеды гораздо больше, чем у буксируемой мины, и атакующий беспалубный катер может в этом случае быть накрыт волной, поднятой ее взрывом, и потоплен. А смертники нам не нужны! Прошу помнить об этом, господа офицеры, ибо своей безрассудной отвагой вы можете загубить великое дело, которому мы с вами служим.

* * *

Комиссия, назначенная приказом командира «Константина», возглавляемая минным офицером лейтенантом Зацаренным, тщательно замерила отклонения оси пусковых установок от продольной линии катеров на «Чесме» и «Синопе».

– Так и есть, Степан Осипович! – сокрушенно доложил председатель комиссии. – На обоих катерах отмечены отклонения, и причем довольно значительные. И почему-то на обоих катерах именно влево!

– Систематическая ошибка, Иван Кузьмич, – пояснил Писаревский.

– Не понял вас, Федор Степанович? – озадаченно посмотрел Зацаренный на командира «Минера».

– Дело в том, что обе пусковые установки устанавливали одни и те же люди. Ведь так, Иван Кузьмич?

Тот утвердительно кивнул головой.

– И если на одном из катеров ими была допущена ошибка, то точно такая же была допущена и на другом.

– Лучше бы эти самые люди не допустили ошибок, тогда бы этот самый «Махмудие» уже бы давно булькал на морском дне! – гневно воскликнул командир «Чесмы».

– Так ведь в число этих самых людей, как мне помнится, входили и мы с вами, Иван Кузьмич, – усмехнулся Писаревский. – Чего же тогда на зеркало-то пенять?

Зацаренный с досады только махнул рукой.

– Не надо так расстраиваться, Иван Кузьмич! – заметил Макаров. – Мы ведь еще только учимся. К сожалению, правда, пока что на своих же ошибках, – посетовал он.

– Должен отметить, Степан Осипович, – заметил уже отошедший от досады Зацаренный, – что на корпусе «Минера» и на его трубе обнаружено множество вмятин от попавших в него пуль. Может быть, есть необходимость отметить и этот факт в нашем акте?

Макаров улыбнулся:

– Это излишне, Иван Кузьмич. Тем не менее большое спасибо за ваше замечание. Я непременно упомяну о нем в докладной записке главному командиру Черноморского флота о результатах нашей атаки на Батумском рейде, – он заметил, как зарделось лицо лейтенанта Писаревского, командира «Минера». «Доволен, конечно, что о его ратных делах узнает не только вице-адмирал Аркас, но и штабные офицеры. Но еще более удовлетворен тем, что теперь я не смогу упрекнуть его, что он-де не смог атаковать турецкий броненосец», – подумал капитан-лейтенант. – А сейчас, – распорядился он, – оформите акт и схему надлежащим образом в двух экземплярах и представьте мне для направления их главному командиру Черноморского флота и на экспертизу в отдел минного оружия Морского технического комитета.

«Надо только, – решил Макаров, – в сопроводительном письме в комитет не забыть указать то обстоятельство, что учебных пусков торпед – ввиду якобы их дороговизны – по решению командования не проводилось. А уж Петр Михайлович с его светлой головой найдет способ, как наилучшим образом использовать это обстоятельство. Ведь в конце-то концов именно поэтому турецкий броненосец, стоимость которого совершенно несоизмерима со стоимостью нескольких торпед, и не был подорван».

* * *

Хотя торпедная атака на Батумском рейде и не привела к материальному ущербу противника, зато моральный эффект от очередной атаки русских был огромен. В Турции усилились нарекания на бездеятельность флота.