Наследники

Я откинулась на спинку дивана. Дело окончено. Гости синхронно открыли портфели и спрятали бумаги. Встали. Пожали нам руки. Покинули кабинет. Ровно одну минуту длилось молчание, затем Веста набросилась на меня:

— Вижу, в няньках девочка не нуждается.

— Я не обязана отчитываться. Ребята, идемте.

Мы ушли. А Веста подошла к окну. Стекло было чистым, без пыли и грязных капель. Солнечные блики пускали зайчиков по стенам. Она любила свет, любила смотреть, как люди бегут в суете, а если повезет и не будет низких облаков, дымки, то можно увидеть башни Золотого Дворца. Возможно там, в одной из них, заточен Анри и ждет ее. Нет, он намного дальше. И временами недоступен даже своей жене.

Минута мечты и ты как свежий. Полет разыгравшейся фантазии возвратил Весту к реальности. Она позвонила ему. У нее был повод. Он ответил после второго гудка, она кратко объяснила суть.

— На неделе загляну, как только решу дело с Премьером. Я написал ему. Группу ждут с гастролями по миру и нам есть что показать. Полли выгнала… Бетт дала отсрочку… На время строительства школы и дома на Острове.

Он положил трубку. Веста ликовала. Он приедет! Она уже видела его входящим в кабинет, как он садится в кресло. И она смотрит ему в глаза, затем заботливо накрывает его руку ладонью и вместе они решают, как вызволить меня, бедную девочку, из паутины корпорации. Да и себя тоже. Но есть одно но. Ни я, ни Патрик, ни Морган, ни Фома… Мы не хотим выпутываться. Мы празднуем в нашем подвале. Обнимаемся. Пьем шампанское, взрываем хлопушки, и цветные ленточки покрывают головы, щекочут глаза, уши. Мы прыгаем на диване под хит Рози. Затем Патрик предлагает выйти. Я бросаю пакет с чипсами и бегу прочь. Морган надевает на макушку острый колпак с цветными овалами и громко кричит:

— Да!

Мы вышли на улицу и зависли на тротуаре, как обычные прохожие. Патрика вдруг стали разбирать противоречивые чувства.

— Придумал, куда потратим первый аванс? — тихо прошептала я.

— Решим после выступления на Дне Города. Неизвестно, как публика примет…

— Отступать смысла нет. Да, мы хотели получить признание у «своей изысканной аудитории»… Да, мы стремились к этому. Но?..

Шумит утренний переулок. Люди бегут к автобусной остановке, каждый в себе и в своих мыслях. Патрик предложил поужинать.

— Давай, — соглашаюсь я.

Навстречу идет пожилая женщина с мохнатым щенком на поводке. И не подумаю уступить дорогу. Женщина посторонилась и пошла правее, вплотную к бордюру. Пес, опустив уши, задел меня, но я не сдвинулась с места. Как шла прямо, так и пойду.

Криста. Студентка

День Города… Я помню веселье и громкие возгласы, помню рев толпы. Мы с Эдди в специальной ложе. Люди видят наследника, но им его не достать.

Огромная сцена окутана дымкой. Мелькают голубые, оранжевые, красные огоньки. И руки зачарованно двигаются в такт. Толчок, и гармония нарушается. Кудрявая девушка с певучим голосом слегка покачивается. Она босая, в блестящей кофте с пояском. В правой руке микрофон. Сжимает кулак, удерживая там всю мощь, всю энергию, и вдруг резко разжимает пальцы. В углу, на высоком табурете, лохматый парень перебирает левой рукой струны электрогитары. Его тень падает на экран, где в черно-белых красках мелькают часовые механизмы, светятся окна в высотках и виднеются озабоченные люди в повседневной суете. Луч света плавно перемещается. Саксофонист со светлой бородкой добавляет в звучащий поток таинственности, загадочности. Мне хочется выпрыгнуть из ложи в зеленую чашу и пробираться к первому ряду, как когда-то в баре у Солмера расталкивала подвыпивших гостей Альберта.

Потом стемнело. Пауза. Пространство сцены озарил яркий свет. Альберта исполняет вторую песню, иную по настроению. На круглом экране светится упитанное лицо, алые губы шевелятся. Возможно, текстовое послание обращено к учителю, возможно к матери, к отцу, к Патрику… Патрик же ухмыляется, прячет глаза козырьком кепки, зажимает струны, и музыка его говорит протестными лозунгами. Мелодия «растягивается», звучит мощнее, громче, растет напряжение, отрывистый ритм сменяет мрачное фортепиано, вроде сейчас все по-тихому и закончится. И вдруг под частое мелькание света раздается агрессивный барабанный бой. Хочется услышать тот ритм, что был в самом начале. Здесь же другое. И не вариация.

Последним на сцену вышел «Анри-легенда». Толпа заревела. То жалобный, то ритмичный, то магический и вдохновляющий голос с легкостью вступает в интимный диалог. Бесцветные тени пляшут в тумане. В синем — песня пронизана трагизмом и болью. В красном — я верю в борьбу и просветление. В белом — я наслаждаюсь запахом тишины.

В секундных паузах слышен пьяный хохот, жаркие споры о рыбалке, кулинарии, отношениях с парнями, девчонками. Неужели всех этих людей в соломенных шляпах, белых панамках, льняных сарафанах, шортах, футболках, майках и рубашках заманило в Парк напечатанное крупными буквами название на афише — Группа? И им дела нет до музыки и неоновых экранов, которые с каждой песней меняют цвет?