Спустя час после того, как выехали на Московское шоссе, мне бесцеремонно ткнули в нос стержнем парализатора. Яркая вспышка боли, а затем наступила спасительная темнота.
Как правило, пробуждение после удара парализующим жезлом проходит крайне тяжело. Оно похоже на жуткое похмелье, но помимо головы болит еще и все тело. Мышцы сводит судорогами, в глазах разноцветные круги. К тому времени, как я смог что-либо разглядеть вокруг, меня пару раз перетаскивали. И делали это так, будто грузили мешок с картошкой.
— Очнулся? — сквозь звон в ушах послышался голос седого. — Хорошо приложили, видать. Три часа в отрубе.
— Сейчас укол сделаем — мигом очухается, — ответил незнакомый квакающий фальцет. Я мог поклясться, что говорил явно не человек.
Затем последовал укол в плечо. На общем фоне я его почти не почувствовал. Но спустя несколько секунд в голове стало проясняться, и боль начала отступать.
Передо мной стоял Семен Павлович, уже переодетый в удобный спортивный костюм с ярко-зелеными языками пламени на груди. Рядом с ним, пригнувшись, чтобы не упираться головой в потолок, возвышалась мохнатая туша самца замбези. Страшная помесь кабана с медведем, передвигающаяся на коротких задних лапах и облаченная в толстую иссиня-черную шкуру, не пробиваемую даже из крупнокалиберного оружия. Почти идеальная машина для убийств, не обремененная чувством жалости и не сдерживаемая рамками морали и этики. Их не пускали на Землю даже во времена «открытых дверей», когда из Ледника толпами шли любопытные туристы. И причиной тому был инцидент, случившийся вначале пятидесятых. Тогда парочка замбези выжрала чуть ли не половину дивизии, охранявшей подступы к аномальной зоне. Их застрелили, но потери понесли значительные. Последовали разбирательства: как всегда искали виновных. Полетели с занимаемых постов чиновники, разжаловали нескольких офицеров. Возможно, даже кого-то расстреляли. И с тех пор на выходе из нейтральной зоны установлен специально созданный автоматический щит, который в случае распознания свирепых тварей должен блокировать проход. Но щит так ни разу не сработал. Была ли причиной тому техническая ошибка, или замбези действительно перестали рваться к нам в гости — история умалчивает.
— Ну вот, совсем другое дело, — мохнатая лапа со спиленными под корень когтями, пару раз легонько коснулась моего лица. Но ощущения были такими, будто погладили кувалдой. А еще меня смущало безупречное произношение чужака. Русским он владел в совершенстве.
— Стасик, ты как? — склонился надо мной Семен Павлович. Тонкий луч фонарика ударил по глазам.
— Живой пока, — ответил я. Язык практически прилип к небу. Жутко хотелось пить.
И словно прочитав мои мысли, в руку сунули стакан с водой. Я осушил его тремя большими глотками, попросил налить еще.
— Итак, теперь мы можем поговорить и о «амфоре Номуса», — начал замбези.
Выпавший из моей руки пустой стакан звонко ударился о бетон, разлетаясь по полу сверкающими брызгами стекла. По спине пробежал холодок, окончательно прогоняя дурманное состояние.
— Ее Вадик принес? — голос не слушался, срываясь на хрип.
— Он, — кивнул седой.
— Этого не может быть, — я схватился руками за голову, отказываясь верить в услышанное. — Такого просто не могло случиться. Только не Вадик. Он не способен. Нет. Вы мне врете!
— Успокойся, Фёст, — седой положил мне руку на плечо. — Твоему напарнику… Вернее, твоему бывшему напарнику, заплатили огромную сумму за этот артефакт. Он говорил, что нуждается в деньгах…
— Но не такой ценой! — я дернулся, сбрасывая с плеча руку седого. — Вадик прекрасно понимал, что «амфора Номуса» может стать опаснее атомной бомбы, и никогда бы не принес ее на Землю. Внутри артефакта спрятана чудовищная сила, просто неимоверная. Это безумие! Это взрыв сверхновой в атмосфере планеты!
— Мы знаем, — ощерился седой. — Но Соболев все-таки принес ее. А твоя задача — открыть. И не надо никаких лекций про гибель мира и прочую подобную чушь. «Амфора» — это не просто накопитель энергии. К ней особый подход нужен. И господин Айриб знает как.
Седой посмотрел на замбези, и тот довольно хрюкнул.
— Значит, это и есть ваш «влиятельный человек»? — я мотнул головой в сторону чужака. — Тогда пусть сам и открывает, если знает подход. Я здесь причем?
— А у тебя выбора нет, — спокойно сказал седой, доставая из ящика стоявшего рядом письменного стола «сазонов». Ствол калибра 12,7 мм уставился мне в лицо. — Придется работать, Фёст. Придется работать.
Я еще поспорил бы с человеком, но когда рядом стоял замбези, выбора действительно не оставалось. Он мог одним махом откусить мне голову или ударом кулака сломать позвоночник. От кровавой расправы его удерживало единственное обстоятельство: я был нужен для другой цели. Пока нужен. Поэтому, самым разумным решением было сыграть в их игру, но по своим правилам.