Наследники Эдема

Видимо поймав на себе взгляды, вирналл обернулся и пристально уставился на меня. Два черных глаза тускло блестели из-под копны грязных волос. И на какой-то миг показалось, будто мое тело слегка приподняло над полом. Оружие применять здесь запрещено, но можно ли считать таковым телекинез?

Он снова отвернулся, продолжив рвать зубами большой кусок мяса. Мы тем временем дошли до двери и, толкнув ее, оказались в начале длинного коридора. Показалось, будто потолка нет вовсе, и над нами чистое небо. Настолько интересным было сделано освещение. По обе стороны коридора через равные расстояния располагались двери.

— Ну, и как узнать, какая из них свободная? — Гэйли встала перед одной. — Заглядывать в каждую?

Сат прошел чуть дальше, и с любопытством что-то рассматривал.

— Идите сюда, — позвал он. Ну надо же, как непривычно понимать его речь. Надо будет найти повод поговорить по душам.

Мы подошли и встали перед пустым проемом. В эту комнату двери не было.

Помещение пустовало. Четыре голых белых стены и больше ничего. Свет шел с потолка, как и в коридоре.

Мы осторожно вошли внутрь. Почти сразу комната стала преображаться, становясь очень похожей на стандартный вариант жилища Лапирцев. Панели стен и пола плавно сдвигались, образуя диван, стол, кресла. И я даже упустил тот момент, когда в пустом проеме за нашими спинами появилась дверь. Вот, значит, как здесь все устроено.

При помощи Гэйли я наконец-то сбросил «рюкзак», положил на край дивана. Девушка тут же присела рядом, читая с маленького экрана:

— Лотбер пишет, чтобы мы не ссорились с хранителем. От него зависит наш дальнейший путь. Я-то в курсе об Айкельме. Это такое же мифическое место, как Эдем. Мне до сих пор кажется, что я сплю…

«Попробуй расспросить ее, что она знает на самом деле», — посоветовал мне техник. — «На эмоциях может сказать лишнего для себя. Проверим».

Тут я взглянул в дальний конец комнаты и, будь у меня челюсть, то она непременно бы отпала, звонко стукнув в грудь. Там панели сложились как-то особенно, очень напоминая обстановку моей старой Ленинградской квартиры. Той, где я жил еще до становления «кротом». Древний, накрытый синим пледом диван. Перед ним стеклянный журнальный столик на трех колесах, а вместо четвертого подложена банка «сайры», которая на днях могла отметить свое десятилетие на этом посту. В углу двустворчатый дубовый шкаф, доставшийся от прежних хозяев. А на шкафу, накрытый выцветшей льняной скатертью, приютился сломанный телевизор. Все никак руки не доходили его выкинуть или отдать кому-нибудь на запчасти.

— Что это? — девушка обернулась, тоже с изумлением глядя на часть моей прошлой жизни.

— Видимо, Айкельм вытащил из моей головы, — пояснил я, подходя к шкафу и открывая дверцы. Внутри было пусто. — Хранитель сказал, что все гости становятся частью Айкельма. Как это правильно истолковать? Он роется в нашей памяти?

Еще минуту назад стена была гладкой, а теперь ушла вглубь, образуя проход к ванной с туалетом, и дальше, на кухню. Я открыл дверь в ванную, щелкнул выключателем. Зажегся прижавшийся над дверью блинчик-светильник. Повернув ручку смесителя, с удивлением уставился на хлынувшую струю воды. Потом дотронулся до стоявшего на полке перед зеркалом стакана с одинокой зубной щеткой. Тюбик мятной зубной пасты лежал рядом.

Взяв двумя пальцами щетку, я крепко сжал ее, но та даже не хрустнула. Тоже самое было и с тюбиком пасты. Он будто был отлит из чугуна. Как и следовало ожидать, предметы имели лишь внешнее сходство с оригиналами.

— Фальшивка, — сказал я, бросая пасту на пол. Тюбик упал с таким звуком, будто кирпич полетел. Даром что плитку не проломил. — А так, в общих чертах похоже. Изучайте быт Терры, пока есть возможность. Прошу. Музей открыт.

Я раскинул руки в стороны, едва не попортив стены. Хотя, они тоже не настоящие. Что им будет?

Поскольку, находясь в данном теле, меня туалет не интересовал, я прошел на кухню. О, да! Сколько разговоров было переговорено здесь, сколько историй поведано и сплетен. А какие решения принимались, страшно вспомнить!

Кухня была хоть и маленькая, но уютная: простенький гарнитур углом; старая, заляпанная жиром газовая плита, да стол с тремя табуретками. Холодильник уже не помещался, и я поставил его в комнате. Но в данную экспозицию он почему-то не вошел. Вместо окна на стене висел светящийся матовым белым светом прямоугольник. Вот здесь была откровенная халтура, даже подоконник не удосужились соорудить. А ведь на нем должен был стоять мой любимый хлорофитум.