Наследники господина Чамберса

Пока Дидро говорил, Даламбер то краснел, то бледнел и всем своим видом выражал удивление и нетерпение. Теперь он, прежде чем кто-либо успел вымолвить слово, крикнул срывающимся голосом:

— Для чего вы меня сюда пригласили?

— Вы знаете, друг мой, не хуже нас, для чего, — спокойно ответил Дидро. — Для чего же, как не затем, чтобы договориться на будущее?

— Нам не о чем договариваться. Я утомлен, обессилен, обворован, мне надоело все это, и я не желаю больше иметь с вами дел. К тому же о чем говорить, если стараниями кучки негодяев все прикрыто и уничтожено!

— Ничего не уничтожено, и вы знаете это. Мы намерены идти дальше. Утомлены мы не меньше вашего, но обворованными себя не считаем, коль скоро речь идет об идеях, о благородном деле.

— О благородном деле! — взвился Даламбер. — О благородном деле! Как бы не так! Я долго верил в это, долго мучился и терпел, но теперь все кончено. Ваша «Энциклопедия» не принесла мне ни славы, ни удовлетворения, ни покоя, ни денег!..

— Она такая же «наша», как и «ваша», мой друг. Не орите, не превращайтесь в мальчишку — криками никто и никогда еще не доказал своей правоты. Я уверен, вам станет стыдно за ваши слова, едва вы придете в себя.

— Вот так штука, — проворчал себе под нос Гольбах. — Горячий Дидро говорит тоном государственного мужа, а хладнокровный Даламбер визжит, как недорезанный поросенок!

Математик пропустил эти слова мимо ушей. Он продолжал возражать Дидро:

— Да не стыдите вы, черт возьми, меня — стыдно должно быть вам. Впрочем, довольно. Я не намерен тратить время даром. — И он нервно посмотрел на часы.

— Еще секунда, — не отступал Дидро. — Обещаю вас больше не загружать. Ограничьтесь отныне одной математикой, лишь бы ваше имя стояло на титульном листе!

— Нет, нет и нет. Вам больше не удастся запрячь меня.

Это он повторял на все лады, не слушая аргументов Дидро.

Продолжать разговор было бессмысленно. С большим трудом Даламбера упросили, чтобы он сдал свою часть рукописи через два года. После этого он ушел.

Оставшиеся некоторое время смотрели друг на друга. Гольбах был красен как рак. Он едва сдерживался от возмущения. Дидро с улыбкой положил руку на плечо барона.

— Друзья, не огорчайтесь. Он сорвался, но не станет нашим врагом. Пройдет время, и как-нибудь все наладится. К тому же мы потеряли Даламбера, но у нас остался Жокур!

Шевалье де Жокур смутился и хотел что-то возразить.

— Дидро прав, как всегда, — заметил Гольбах. — Не манерничайте, Жокур, вы сделали больше других и сделаете еще много. Продолжайте, Дидро, вы умнее нас всех, и мы молча выслушаем ваши предложения.

— Я могу предложить одно: не сдаваться и поклясться довести издание до конца.

— Я думаю, мы с радостью дадим подобную клятву!

— Да, да! — раздалось со всех сторон.

— Ну, если так, друзья мои, то слушайте дальше. Мы сохранили наши силы. У нас есть печатные станки, наборщики, художники, граверы. Мы продолжаем дело. Но, надеюсь, вы понимаете, что работать придется под покровом тайны, самой глубокой тайны. Согласны ли на это издатели?

Лебретон переглянулся со своими коллегами и ответил от лица всех:

— Да, безусловно да, господин Дидро.

Тут поднялся со своего кресла барон.

— Господа, вы забыли об одном важном обстоятельстве. Как только очередной том выйдет, в какой бы тайне он ни готовился, его сейчас же прихлопнут в силу декрета!

— Это предусмотрено, — улыбнулся Дидро. — Мы будем готовить тома один за другим, но вышлем их подписчикам все сразу!

— Что-то я вас не пойму, — нахмурил брови Гольбах.

— Но это же очень просто! Сейчас 1759 год. Нам осталось выпустить семь или восемь томов. Мы сделаем их примерно за пять лет. За это время, сами понимаете, многое изменится и о декрете, вероятно, забудут. И тогда, году этак в 1764, мы сможем выдать подписчикам все восемь томов в один прием!

Гольбах хлопнул себя по лбу:

— Гениально, ей-богу, гениально! Я же говорил, что Дидро умнее нас всех!

Снова взял слово Лебретон:

— Господа, это вполне осуществимо, и мои коллеги согласны работать на подобных условиях. Предложу лишь одно: пусть на титульном листе каждого тома значится в качестве места издания не Париж, а, скажем, Невшатель! К иностранным изданиям наше правительство настроено терпимее, чем к своим…

Все рассмеялись.

— Невшатель так Невшатель, — сказал Дидро. — А теперь, господа, раз в главном мы согласны, давайте займемся деталями.

Совещание закончилось поздно вечером. Оно оказалось исключительно плодотворным для судьбы «Энциклопедии».