Наследники хаоса

Видя отрывочные сновидения, Крон спал по несколько часов, а затем снова устремлялся в путь, включая режим бешеного пса. Во время своих жутких переходов, изматывающих тело хуже любых тренировок на свете, Эдвард не видел ничего, кроме цели и дороги.

В этой скорости берсеркер забывался. Казалось, он видит сон с отрывками воспоминаний. С тяжкими лишениями внутри клана и кровавыми стычками в бою. В такие времена меч особенно оживал и даже иногда посылал ему плохие мысли. Эдвард видел монстров, которых никогда не было на свете, и громадного волка, чей пугающий взгляд напоминал вечно красный рубиновый камень. Но отрывочные видения не могли завладеть сознанием сильного воина. Они проходили мимо, оставляя осадок. Мрачную метку тоскующего божества: голодного, огромного и сильного. «Возможно, меч не просто так призван находиться в руках сильнейшего берсеркера…»

Снова остановка. Эдвард зажарил перепелку и пожалел, что рядом нет спутников. После неистового утомления хотелось поделиться с кем-нибудь внезапно возникшими мыслями. Разделить усталость. Мечталось вылить на кого-нибудь поток слов. Он жаждал общения. Встречи. Людей. А ещё больше – прекрасных девушек, которых в городах было в избытке.

Вот что влекло его на поле брани. Деньги, чтобы после миссии найти очередное отвлечение беспокойному духу. Чтобы выбраться из обязанности служить и повиноваться. Чтобы показать самобытный нрав и получить хоть капельку тепла нежной женской плоти.

Перерыв на скудный обед давался с трудом. Лишь несколько мыслей навестили Эдварда, когда удалось оторваться от меча. «Девчонка-принцесса подождет. Если я быстро справлюсь, то смогу уделить время поискам мага холода…» – решил он. Мясо исчезло, как пыль с дороги – и вот он уже снова несется вперед.

«Жаль, что нельзя ни о чём думать». Магическая скорость набросилась на тело как тяжелая физическая работа, от которой нельзя отвлечься. Одно неверное движение – и влетишь в болото или раздавишь человека. Сосредоточенность, напряжение, зоркость неморгающего взгляда. Не осталось ничего другого.

Перед Эдвардом стояло только одно: смутная цель добраться до Гонса и выполнить миссию. Остальное – лишь фальшь, несущаяся перед глазами сотнями картинок.

* * *

Город ещё не видел такой молнии. Стражники западных ворот заморгали, когда перед ними вырос берсеркер. Один дернулся, как мальчишка, второй вытянул копье, опасаясь, что начнется заварушка.

– Вольно, солдат! – шутливо бросил Эдвард и шагнул в черту Гонса.

Он отлично знал, что делать. Поиск убийц, свидетелей и пропавших были основой деятельности кланов. Каждый берсеркер участвовал в таких миссиях. И только самые неумелые могли бы их провалить. Но Эдвард понимал, что такое задание – совсем низкого уровня. «Работа не для меня. И всё же я ищу не обычного сынка политика, а настоящего принца».

«Принцесса, которая ищет принца… – вспомнилось ему. – Что за шуточная история?»

Портрет зеленоглазого парня трепыхался у него в ладони, как развернутое знамя. А берсеркер словно тень скользил от одного здания к другому и останавливал вздрагивающих от неожиданности путников, чтобы насладиться своей властью.

Он был силен, высок и убедителен, а глаза его не искрились огненным магическим блеском – он был человеком. Таким же, как и они, только занятием его была не пахота, кузнечное дело или ремесленничество, а настоящая война.

Из него лилась сила. Её чувствовали прохожие и явственно ощущали все, кто говорил с берсеркером. Древнее могущество наполняло его. Отпечаток, что наложил клан, лежал на каждом изгибе мускулистого тела. Эдвард любил и ненавидел это ощущение.

«Я человек, а живу как запертый в клетке зверь. Ничуть не лучше магов. Пускай у меня больше свободы, но я не могу заниматься тем, что мне нравится», – и он томился в душе, а взгляд его серых глаз оставался неутомимым и сильным.

Он задавал вопросы многим людям и чаще всего пытался выяснить, где же может остановиться богатый путник. Но бедняки не знали ответ. Они жили с трудом, добирались сюда пешком и заселяли трущобы, чтобы ночевать на жалкой подделке кровати. Что касалось богатых – к ним даже нельзя было подступиться. Блеск золота на каждой карете, лазурные переливы одежды и янтарные сережки в ушах дам говорили о горделивом разрыве между людьми. И Эдвард ясно понимал, что никто из них и слова ему не скажет…

Перед ним проносились улицы со множество лиц: убогих, бритых и изничтоженных городской жизнью. Но ответа не было.

И тогда Эдвард обратился к мальчишкам.

Он приблизился к ним осторожно, как отец приближается к сыновьям, и заметил, что они играют в сражение, держа в руках палки и потрепанные щиты из крышек мусорных баков.

– Я нападаю! – пролепетал самый младший и вдруг остановился, потому что на переулок легла непроницаемая тень. Испуганный малыш присел воробушком и притих. А за ним притихли и все ребята.