Наследники легенд

– Моего призрака? – ошеломленно повторяю я.

– Эмоциональный призрак – это момент, событие или даже человек, который преследует нас, как бы далеко мы ни пытались убежать от него.

– Ясно, – рассудительно говорю я. – На эту загадку мне ответ уже понятен. Это момент, когда я узнала, что мама умерла. Очень просто.

– Не так быстро, – с доброжелательной насмешкой говорит она. – Хочешь узнать, Бри, как я нахожу призрака пациента? – Ранний утренний ветерок колышет краешек ее шали, и ткань мягко касается ее щеки.

На самом деле я не хочу знать.

Патрисия все равно продолжает:

– Я слушаю, о чем пациент не говорит. Призраки же невидимы.

– Ясно.

– А ты не говоришь о своей матери.

Я открываю рот, чтобы сказать: «Да говорю же, вот прямо сейчас», – но Патрисия поднимает ладонь.

– Ты, возможно, говоришь о ее смерти, но ты не говоришь о ее жизни. Это симптом того типа горя, который ты тоже переживаешь: неспособности осознать, что человек – это больше, чем его утрата. Что любовь – это не только потеря.

– Она не потеряна, – резко отвечаю я. – Она не просто ушла и где-то потерялась. Я ненавижу, когда люди так говорят.

– Тогда что же с ней случилось?

– А вы как думаете, что с ней случилось? Она умерла! И кто-то в этом виноват!

Она сжимает губы. В глазах Патрисии, скрытых за очками, проступает сталь.

– Искусство корня используется для исцеления, защиты и познания себя. То же можно сказать и о терапии. Но тебе ведь это не нужно, Бри?

Я не знаю, что на это сказать, и поэтому отворачиваюсь.

Она говорит спокойно, но ее слова падают, как тяжелые камни, прижимая меня к земле, утягивая в неведомые глубины.

– Даже если ты добьешься своей цели и найдешь доказательства, месть ее не вернет. Почему кто-то умер – это не тот же самый вопрос, что и почему его нет.

Бри-После кипит под самой поверхностью кожи.

– Я знаю, – отвечаю я сквозь стиснутые зубы, – но я почувствую себя лучше.

– Почему ты так думаешь?

Я моргаю.

– Разве не очевидно?

Патрисия прищуривается.

– Нет. Не очевидно. – Она поворачивается в сторону открытой площадки и поправляет шаль. – Мне пора. Извини, что застала тебя врасплох сегодня.

– Это все? – Я иду за ней, пока она спускается по ступеням. – Вы просто уйдете?

– Я позвоню папе на следующей неделе, чтобы порекомендовать ему другого психотерапевта, кого-то, кто специализируется на твоем состоянии.

– Что? – выпаливаю я. – Вы просто… избавитесь от меня? Почему?

Тогда она поворачивается и смотрит на меня так мрачно, как еще никогда не смотрела.

– Я думала, что смогу помочь тебе легче перенести скорбь, соединив с твоей матерью и нашим сообществом, но я совершила ошибку. Я привнесла искусство корня в наши сеансы, когда мне, возможно, не следовало бы этого делать, учитывая, что мама никогда тебя ему не учила.

– Значит, вы просто бросите меня? – говорю я, и в моем голосе внезапно пробиваются эмоции.

Она тяжело вздыхает.

– Бывают моменты, когда даже пассивная поддержка превращается в поощрение, а я не могу поддерживать то, чем ты занимаешься в Ордене. Не могу.

Мои руки сжимаются в кулаки.

– И вы не поможете мне разобраться, кто я?

Когда она заговаривает снова, ее голос полон печали:

– Я хочу, чтобы ты разобралась, кто ты. Мы все заслуживаем этого ответа и путешествия, которое требуется, чтобы его найти. Но я боюсь за тебя, Бри, и за путь, который ты для себя выбрала. Я знаю, что Орден столетия работал над тем, чтобы избавить наш мир от созданий, которые проникают из других слоев реальности и обретают материальную форму. Возможно, они сражаются с монстрами, но они не защитники.

– Потому что они – маги крови, и они украли свой корень, – отвечаю я.

– Мы одалживаем корень, потому что, если сохранять его в наших живых телах, возникает дисбаланс энергии. Мы называем магию крови проклятьем, потому что, если взять силу и не вернуть ее, возникает долг, а вселенная и умершие всегда истребуют его, так или иначе. Орден столетиями связывал силу со своим кровным наследием. Скажи мне, Бри, как ты думаешь, насколько велик их долг? Знаешь ли ты, как они его платят? Единственная валюта, которую принимает магия крови, – это смерть и страдания.

У меня внутри все переворачивается от ужаса.

– Пятнадцать веков.

Вот что Сэл сказал тогда в тоннелях. Все жизни и Обеты, и уплаченная тяжелая цена. И ослабление. Сотни жизней отняты. Прерваны раньше времени.

Патрисия берет меня за руку и на прощание коротко сжимает ее, а затем уходит, оставляя меня стоять на газоне.

34

Предупреждение Патрисии преследует меня остаток дня.

Но оно рассеивается, как только я вхожу в тренировочный зал, где пять пажей в предвкушении ожидают Джиллиан и Оуэна. Что-то случилось, но я не знаю что.

Грир и Уитти отводят меня в сторону, чтобы рассказать.