Я смотрю на этот дом по-новому. Как на медленно надвигающийся ужас.
– Я не могу войти туда.
Он фыркает:
– Почему?
– Это же незаконное проникновение.
Он закатывает глаза.
– Я вырос здесь. Дэвисы забрали меня к себе, когда мне было десять.
– Но… – я запинаюсь, пытаясь подобрать слова для своих сомнений, – почему бы нам не подождать, пока Ник с отцом вернутся из аэропорта, чтобы спросить лорда Дэвиса обо всем лично?
– Потому что я не верю, что лорд Дэвис скажет правду, – отвечает он. В его голосе нет ни злости, ни враждебности. Он просто констатирует факт.
– Почему? Он ведь вырастил тебя, разве нет?
– Одно другому не мешает. А еще я ему не доверяю потому, что он по уши в Обетах, как и я. Он поклялся в верности
– Но
– Это дом
– Почему Ник не приводил меня сюда раньше?
– Николас отрекся от истории Ордена, так что ему это и в голову не пришло. Правда о том, как твоя мать связана с капитулом, может храниться здесь. Почему же ты медлишь, Мэтьюс?
– Это кажется неправильным.
Сэл вздыхает и смотрит в небо.
– У нас в лучшем случае час, прежде чем они вернутся. Мы справимся быстрее, если ты поможешь искать, но, если тебе мешает
Чертовски бесит, как он походя списывает меня со счетов, но мне действительно нужны ответы. И если лорду Дэвису нельзя доверять… Когда еще мне представится такая возможность? Ник поймет, если я все ему расскажу, так ведь? Я нерешительно переминаюсь с ноги на ногу, а Сэл открывает дверь и исчезает внутри.
Я не могу не заметить, что он оставил дверь слегка приоткрытой. Тихо выругавшись, я следую за ним.
Пока мы поднимаемся по лестнице, я дважды спотыкаюсь и врезаюсь в спину Сэла, прежде чем мы добираемся до второго этажа. Когда я вхожу за ним в холл, он бормочет себе под нос:
– Поверить не могу, что считал тебя порождением ночи.
Я ухмыляюсь, глядя ему в спину.
Он легко ориентируется в доме, ведь он здесь жил, к тому же у него есть ночное зрение
– Почему бы нам не включить свет?
– Соседи любопытные.
Лунный свет просачивается в окно на площадке второго этажа, так что мне теперь немного видно обстановку – достаточно, чтобы различить портреты мальчиков, висящие на стене над лестницей. Ник в детской форме для американского футбола широко улыбается. Сэл на репетиции, играет на скрипке: даже в детстве он выглядит тихим и упрямым. Я разрываюсь между пожирающим любопытством и ощущением, что я вторгаюсь в личное пространство Ника.
Когда я поднимаюсь по лестнице, яркий свет фар вспыхивает в широком панорамном окне. Сэл хватает меня за руку и дергает вниз. От его пальцев меня будто током ударило, и я вскрикиваю, отдергивая руку. Он растерянно моргает, глядя на меня. Сердце колотится в груди так громко, что его чувствительный слух, должно быть, улавливает это. Машина проезжает мимо. Поднимается дверь гаража – но в соседнем доме. Мы одновременно выдыхаем.
Я встаю, но он снова заставляет меня опуститься, надавив ладонью на здоровое плечо.
– Подожди, пока они не войдут внутрь.
Как только дверь гаража опускается, он смотрит на меня, наблюдая, как я потираю запястье второй рукой.
– Я не касался пострадавшей руки и не сильно сжимал пальцы. Почему ты вскрикнула?
– Не знаю, – честно отвечаю я. – Будто электричество. Как статический разряд, но хуже.
На его лице мелькает несколько вопросов, из которых он выбирает один.
– Ты так и не ответила той ночью на карьере. Ты чувствуешь что-то, когда я на тебя смотрю?
Я встаю так, чтобы между нами возникло некоторое расстояние. Мне не очень хочется говорить об этой части своих способностей. Я не упоминала, как на меня действует его взгляд.
– Да.
Он встает и смотрит на меня, словно пытаясь заглянуть в голову и оценить ее содержимое.
– Объясни.
– Это прозвучит странно.
– «Странно» – понятие относительное.
– Когда ты смотришь на меня, это словно… покалывание. Когда ты злишься, твои глаза похожи на искры.